Светлана Пархоменко - Деяния, преступность которых исключается в силу социальной полезности и необходимости

В дополнение к сказанному заметим, что в УК Республики Узбекистан, в отличие от всех других УК рассматриваемой группы, перечень ОИПД дополняется таким, как малозначительность (ст. 36). Содержательная характеристика этого обстоятельства ничем не отличается от его определения в рамках соответствующих статей УК о понятии преступления. И если такое законодательное решение – результат стремления на законодательном уровне объединить все обстоятельства, юридически исключающие преступность деяния, то не совсем понятно, почему, например, на своем прежнем месте в структуре данного УК – в гл. 5 «Вина» – осталось невиновное причинение вреда (ст. 24), т. е. обстоятельство, исключительный характер которого обусловлен отсутствием одного из обязательных признаков преступления согласно ст. 14 этого же самого УК.

Существующие различия в круге обстоятельств, относимых тем или иным законодателем к числу исключающих преступность деяния, дополняются отсутствием единообразия в их определении и содержательной характеристике.

Как уже отмечалось, все УК бывших союзных республик называют в числе ОИПД необходимую оборону и крайнюю необходимость. Однако нормативный материал об этих обстоятельствах, и прежде всего о необходимой обороне, в отдельных УК обладает существенным своеобразием. Так, указанная выше поливариантность в определении основания обороны сопровождается многообразием в описании ее объектов, в качестве которых, в сравнении с УК РФ, дополнительно (или отдельно) называются «жизнь и здоровье» (ст. 36 УК Азербайджанской Республики, ст. 34 УК Республики Беларусь), «права предприятия, учреждения или организации» (ст. 13 УК Эстонской Республики), «жилище, собственность, земельный участок» (ст. 32 УК Республики Казахстан, ст. 28 УК Литовской Республики – без указания на земельный участок). В ст. 28 УК Грузии при характеристике объектов необходимой обороны используется одна общая формулировка: «свои или чужие правовые блага». Имея в виду опыт российского законодателя в этом вопросе, следует отметить, что ни в одном УК не предусмотрена дифференциация режима обороны в зависимости от ценности охраняемого блага. Вместе с тем в ст. 36 УК Украины нашли свое отражение не менее принципиальные вопросы действия института необходимой обороны: об уголовно-правовом значении «сильного душевного волнения» для оценки правомерности обороны [53] Подобный вопрос оговаривается также в ст. 28 УК Литовской Республики. В этой связи следует отметить, что в конце 2002 г. в Государственную Думу РФ был внесен законопроект о дополнении ст. 37 УК нормой следующего содержания: «Не являются превышением необходимой обороны действия обороняющегося, вызванные волнением, страхом или испугом вследствие неожиданности посягательства». Однако Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. эта идея была реализована в несколько ином – усеченном – виде: «Не являются превышением пределов необходимой обороны действия обороняющегося лица, если это лицо вследствие неожиданности посягательства не могло объективно оценить степень и характер опасности нападения» (Российская газета. 2003. 16 дек.). 54 Уголовный кодекс Украины. СПб., 2001. С. 38. , а также о возможности «применения оружия или любых других средств либо предметов для защиты от нападения вооруженного лица или нападения группы лиц, а также для предотвращения (курсив наш. – С. П .) противоправного насильственного проникновения в жилище либо другое помещение». В последнем случае превышение пределов необходимой обороны исключается «независимо от тяжести вреда, причиненного посягающему». Тем самым украинский законодатель, во-первых, «привязывает» регламентацию необходимой обороны к более или менее типичной жизненной ситуации и, во-вторых, допускает использование средств защиты в автономном режиме, т. е. решает те вопросы, которые в российской правоприменительной практике до настоящего времени вызывают трудности.

При регламентации необходимой обороны в двух УК специально оговариваются правила уголовно-правовой оценки умышленной провокации посягательства с целью нанесения вреда (ст. 37 УК Республики Узбекистан, ст. 40 УК Республики Таджикистан), т. е. те правила, которые в отечественной практике хотя и применяются, но лишь на уровне толкования уголовного закона.

Что касается нормативного материала о крайней необходимости, то здесь обращают на себя внимание два момента: во-первых, то, как определяется форма выражения поведения лица в состоянии крайней необходимости, и, во-вторых, определение размера вреда, с которым тот или иной законодатель связывает превышение пределов данного состояния.

В большинстве случаев превышением пределов крайней необходимости считается причинение вреда более значительного (большего), чем вреда предотвращенного. На первый взгляд, это означает, что причинение вреда равного тому, который предотвращается, является правомерным, тем более что в большинстве зарубежных УК рассматриваемой группы освещение этого вопроса предваряется указанием на явное несоответствие причиненного вреда характеру и степени угрожавшей опасности и обстоятельствам, при которых эта опасность устранялась. Следовательно, причиненный вред, равный вреду предотвращенному, не может одновременно быть явно ему не соответствующим. Однако сделанный выше вывод сохраняет свое значение только в отношении тех УК, в которых используется указание именно на более значительный вред (УК Украины, Республик Узбекистан, Беларусь). В тех же случаях, когда в рассматриваемом вопросе используется формулировка менее значительного вреда, причиненный вред не может быть равным вреду предотвращенному. И такого рода ситуации уже подпадают под превышение пределов крайней необходимости (УК Эстонской, Литовской и Латвийской Республик).

Очевидно, подобная по сути позиция в вопросе об определении пределов крайней необходимости присутствует и в УК Азербайджанской Республики, Республик Казахстан и Таджикистан, в которых используется формулировка равного или более значительного вреда [54] Именно такой подход к определению пределов крайней необходимости нашел свое отражение и в ст. 39 УК. . Вместе с тем такого рода формулировка вряд ли удачна стилистически, так как, с одной стороны, недопущение причинения вреда, равного вреду предотвращаемому, как условие правомерности крайней необходимости избавляет от необходимости говорить о более значительном вреде. С другой – обозначение причиненного вреда только как более значительного, при том что фактически не допускается причинение и равного вреда, заставляет законодателей названных УК говорить и о равном вреде. В этой связи представляется наиболее правильным говорить просто о менее значительном вреде, раскрывая содержание последнего (если в этом есть необходимость) так, как это делается в УК Кыргызской Республики, в котором в ч. 1 ст. 37 «Крайняя необходимость» сначала речь идет о менее значительном вреде, а при определении превышения пределов крайней необходимости в ч. 2 – о причинении вреда равного или более значительного.