Арон Трайнин - Избранные труды

Эта формулировка – не точна. Умыслом и неосторожностью не исчерпывается субъективная сторона преступления: она включает также во многих случаях и другие элементы, например, мотив или цель.

Т. Л. Сергеева , К вопросу об определении преступной небрежности («Советское государство и право» 1947 г., № 1, стр. 21).

«Судебная практика Верховного Суда СССР», 1946 г., вып. I.

Там же, вып. III.

Там же, вып. V.

Весьма сложно и мало ясно чешский юрист Карел Тибитанцл пишет: «Умысел и неосторожность в смысле § 3 Уголовного кодекса являются не формами виновности, а определенным выражением ее существования как сложного процесса лица, совершившего преступление, и его действия, принимая во внимание нарушение или угрозу нарушения охраняемых законом общественных отношений» («Правник», 1954 г., № 7).

К. Маркс и Ф. Энгельс , Соч., т. I, стр. 224.

Проф. А. А. Герцензон (Уголовное право. Общая часть, изд. Военно-юридической академии, 1948, стр. 333) неточно говорит, что умысел охватывает «сознание основных элементов состава совершаемого преступления». Все элементы состава «основные»; речь должна идти об элементах состава, характеризующих объект и объективную сторону.

Б. С. Утевский , Вина в советском уголовном праве, Госюриздат, 1950, стр. 201.

«Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР, 1943 год», Юриздат, 1948, стр. 133–134.

Б. С. Утевский, Вина в советском уголовном праве, Юриздат, 1947, стр. 196; проф. А. А. Гэрцензон, Уголовное право, ВЮА, 1948, стр. 293.

См. «Уголовное право. Общая часть», Юриздат, 1948, стр. 341–342.

«Советское уголовное право. Общая часть», Госюриздат, 1952, стр. 230.

Ошибочно утверждение учебника, что «такое решение вопроса диктуется интересами государственного управления». Отступление судебной практики от закона способно лишь подрывать социалистическую законность и, следовательно, лишь нанести ущерб государственным интересам.

Лекшас полагает: «Мотивы определяют контрреволюционную цель преступления как при умышленном, так и неосторожном преступлении» (“Die Schuld als subjektive Seite der verbrecherischen Handlung”, 1955, S. 10), однако вряд ли можно говорить о цели в сочетании с неосторожным преступлением. Автор очевидно имеет в виду цель не преступления, а действия, приведшего к совершению неосторожного преступления.

«В связи с указанным – считать утратившими силу все разъяснения и постановления судебных органов, противоречащие настоящему указанию, и, в частности, разъяснение 18-го Пленума Верховного Суда СССР от 2 января 1928 г. «О прямом и косвенном умысле при контрреволюционном преступлении» («Сборник действующих постановлений Пленума Верховного Суда СССР», Госюриздат, 1952, стр. 7).

Правильно поэтому отмечает Custaw Jahn в журнале “Staat und Recht” 1956, февраль, стр. 83: «Диверсионный акт совершает тот, кто совершает действие, имеющее цель разрушить или подорвать строительство социализма в Германской Демократической Республике».

См. «Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР, 1941 год», Юриздат, 1947, стр. 194.

«Судебная практика Верховного Суда СССР», 1945 г., вып. VIII. – Аналогично определение Железнодорожной коллегии Верховного Суда СССР от 8 июня 1949 г.

«Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР, 1942 год», Юриздат, 1947.

См. определение Судебной коллегии по уголовным делам от 5 января 1955 г.

«Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР, 1942 год», Юриздат, 1947.

В более позднем определении (от 23 февраля 1949 г. по делу Е.) Судебная коллегия по уголовным делам нашла, что «самовольное изъятие чужого имущества с целью осуществления действительного или предполагаемого права на это имущество должно квалифицироваться как самоуправство».

Аналогично и в определении от 27 июня 1949 г. (по делу Г. и др.) Верховный Суд СССР, не усмотрев в действиях подсудимого цели завладеть чужим имуществом, квалифицировал эти действия как самоуправство.

В. И. Ленин , Соч., т. 33, стр. 266.

Там же, т. 35, стр. 457.

«Судебная практика Верховного Суда СССР», 1946 г., вып. IV.

«Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР, 1943 год», Юриздат, 1948, стр. 133.

Следует с удовлетворением отметить, что этот принцип находит признание и в уголовно-правовой литературе стран народной демократии (см., например, д-р Иван Ненов, доцент Софийского университета, Наказательный закон, 1949, стр. 9).

Так, в статье «Некоторые вопросы вины и причинной связи в практике Чехословацких судов» («Правник», 1956 г., № 2, стр. 125–139) чехословацкий криминалист Карел Тибитанцл пишет: «С точки зрения причинности нельзя в деянии разделять психическое и физическое и фиксировать причинную связь только как изолированную так называемую «объектную сторону деяния». Правильнее, далее, автор говорит: «…уголовно-правовое деяние является единством моментов психических и физических».

Поэтому неправильно утверждение чехословацкого криминалиста д-ра Владимира Сольнаржа, что вина «есть обусловленная волей причинная связь между лицом, совершившим преступление, и нарушенным интересом господствующего класса («Правник», 1954 г., № 9-10).

«Судебная практика Верховного Суда СССР», 1943 г., вып. IV.

Там же, 1946 г., № 1.

Там же, стр. 11.

Проф. М. Д. Шаргородский, касаясь дела С., пытался использовать в этом деле категорию случайного и необходимого причинения в марксистском смысле. Автор пишет: «В данном случае (в деле С. – А. Т.) обращает на себя внимание то, что при наличии причинной связи результат должен быть признан объективно случайным, причем нет необходимости даже в отсылке к субъективной стороне состава, ибо, как мы полагаем, для исключения уголовной ответственности достаточно признания наличия объективной случайности». Здесь явная логическая ошибка. Действительно, не может вызвать сомнений, что при доказанной неосторожности С. она отвечала бы за смерть ребенка и, следовательно, причинение было бы бесспорным: следовательно, состояние психики С. превратило бы «объективную» случайность, исключающую уголовную ответственность, в наказуемое причинение. С. не подлежит ответственности, как верно отмечено Верховным Судом СССР, хотя она, вне всяких сомнений, причинила смерть ребенку, но она действовала без умысла и неосторожности и именно поэтому не несет уголовной ответственности. Если же не С. причинила смерть ребенку, неустранимо встает вопрос, кто же или что же эту смерть причинило. Или, может быть, ребенок покончил самоубийством? Нельзя смешивать «объективную случайность» с уголовно-правовым «казусом» (см. М. Д. Шаргородский , Вопросы общей части уголовного права, Ленинград, 1955, стр. 82).