Коллектив авторов - Учение о составе преступления в уголовном праве России и Китая

Сказанное, впрочем, касается в большей степени технической стороны рассматриваемых предложений. Между тем гораздо более важным, если не ключевым, моментом при решении вопроса об уголовной ответственности и физических, и юридических лиц является проблема вины (а отсюда – и состава преступления в целом). Сторонники идеи уголовной ответственности для юридических лиц (Г. К. Матвеев, А. С. Никифоров, С. Г. Келина и др.) полагают, что вина юридического лица проявляется опосредованно, через виновное поведение его работников, которые контролируют осуществление юридическим лицом его прав и обязанностей. Соответствует ли такое понимание вины юридического лица укоренившемуся в российском уголовном праве представлению о вине как о психическом отношении лица к совершенному им деянию? Думается, что не совсем. Не потому ли противники включения рассматриваемого института в УК РФ обосновывают свою позицию ссылкой именно на этот момент. Так, профессор Н. Ф. Кузнецова остроумно замечает: «Вина есть всегда не что иное, как психическое отношение лица к своему деянию. Этой вины у юридического лица нет» [202] Кузнецова Н. Ф. Кодификация норм о хозяйственных преступлениях // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 11: Право. 1993. № 4. С. 20. . Отсюда дилемма: или искусственно расширять рамки традиционного понимания вины в уголовном праве, «втискивая» в них и так называемую вину юридических лиц, или искать другой способ обоснования уголовной ответственности юридических лиц.

Представляется, что указанное противоречие гораздо безболезненнее можно было бы разрешить, размежевав понятия «субъект преступления» и «субъект уголовной ответственности». При этом субъектом преступления по-прежнему будет пониматься только вменяемое физическое лицо, достигшее определенного возраста, носителем же (субъектом) уголовной ответственности будут признаны не только физические, но и юридические лица [203] Сходную позицию по этому вопросу занимал Б. В. Волженкин (см.: Волженкин Б. В. Уголовная ответственность юридических лиц. СПб., 1998. С. 25–26). . Естественно, что и при таком подходе учитывались бы все разработанные криминалистами условия, при наличии которых юридическое лицо несло уголовную ответственность за преступление, совершенное физическим лицом, и наряду с ним.

Таким образом, если проблему уголовной ответственности юридических лиц и суждено будет решить в российском законодательстве, то это необходимо сделать: во-первых, в рамках специального субъекта уголовной ответственности; во-вторых, сконструировав в Общей части УК норму «Субъект уголовной ответственности», в которой следует предусмотреть понятие, основания и порядок уголовной ответственности физических и юридических лиц; в-третьих, путем четкого определения в самом уголовном законе (будь то Общая или Особенная часть УК) исчерпывающего перечня составов преступлений, за совершение которых может наступать ответственность юридических лиц.

В уголовном законодательстве Античности и Средневековья доминировал принцип объективного вменения ( imputatio facti), в соответствии с которым лицо, нарушившее уголовный закон, подлежало уголовной ответственности независимо от его психического отношения к совершенному деянию и его последствиям. Примитивная уголовно-правовая мысль ограничивалась внешними явлениями, не пытаясь установить субъективную, психическую связь между лицом и совершенным им деянием. Поэтому в законодательстве того периода не различались умышленное и неосторожное причинение вреда, к ним приравнивалось и случайное его причинение. По этой причине стало возможным возложение ответственности не только на человека, но также на животных и даже на неодушевленные предметы.

Однако с течением времени уголовно-правовая мысль приходит к необходимости перевести карательную практику государства в рациональное русло, теоретически обосновать право государства применять уголовное наказание к своим подданным, побуждая их к раскаянию в содеянном посредством критического переосмысления своего поведения. Принцип объективного вменения постепенно уступает место принципу субъективного вменения, суть которого выражена в постулате «nullum crimen, nulla poena sine culpa» («нет преступления и наказания без вины»). Известный русский ученый Н. С. Таганцев зачатки этого принципа разглядел еще в Русской Правде, которая предусматривала разное наказание за убийство злоумышленное и за убийство в ссоре. Еще более ощущается субъективный элемент характеристики преступления в Уставной Двинской грамоте (1397 г.), и особенно в Уложении царя Алексея Михайловича [204] См.: Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Часть Общая. Т. I. СПб., 1902. С. 447. .

Таким образом, в основание уголовной ответственности были заложены личностные детерминанты. Но и после признания вины обязательным условием уголовной ответственности законодательство разных стран еще долго сохраняло проявления умирающего принципа объективного вменения. Окончательно принцип субъективного вменения утвердился в классическом немецком уголовном праве под влиянием индетерминистской идеи о свободе воли как основании возложения на лицо ответственности за его поступки.

После Октябрьской революции в российской науке уголовного права возобладали идеи социологической школы, которая усматривала основание уголовной ответственности в «опасном состоянии лица». Этим обусловлено весьма скептическое отношение к вине как уголовно-правовой категории. Она отсутствовала не только в первых послереволюционных декретах, но и в таком фундаментальном уголовном законе, как «Руководящие начала по уголовному праву РСФСР» от 12 декабря 1919 г. Отрицательное отношение к понятиям вины, умысла и неосторожности было заложено в проекте Уголовного кодекса РСФСР, подготовленного Комиссией общеконсультационного отдела Народного комиссариата юстиции. В Объяснительной записке к проекту утверждалось, что «оттенки умышленности, неосторожности утрачивают значение факторов, направляющих наказание по заранее определенной линии; сохраняя некоторое значение признаков, свидетельствующих о характере личности, они перевешиваются анализом свойств преступного состояния деятеля, мотивами правонарушения и особенностью избранных средств» [205] См.: Материалы Наркомата юстиции. Вып. VII. 1920. . Однако в окончательной редакции УК РСФСР 1922 г. и во всех последующих уголовных законах СССР и РСФСР уже содержались достаточно четкие определения умысла и неосторожности.