Михаил Шаргородский - Избранные труды

Михаил Давидович на посту главного редактора проявил себя как вдумчивый и требовательный руководитель. Будучи выдающимся ученым, научные интересы которого далеко выходили за пределы собственно уголовного права, да и права вообще, Шаргородский умело направлял работу редколлегии, используя при этом не административный ресурс, а высокий научный авторитет, широкое видение возникающих проблем, отсутствие какого бы то ни было чинопочитания. Роль Шаргородского на посту главного редактора журнала «Правоведение» в известной мере можно сравнить с ролью А. Т. Твардовского как главного редактора «Нового мира» в лучшую пору этого журнала.

Не счесть ученых, государственных и общественных деятелей, известных практиков-правоведов, для которых публикации в «Правоведении» оказались первой ласточкой, открывшей им широкую дорогу в жизнь. Во многих случаях это произошло именно потому, что заинтересованное, доброе участие в их судьбе принял учитель, наставник и старший товарищ М. Д. Шаргородский.

К тому же времени относится и подготовка М. Д. Шаргородским совместно с О. С. Иоффе (а они нередко выступали в соавторстве, достаточно напомнить монографию «Вопросы теории права», увидевшую свет в период хрущевской оттепели в 1961 г.) статьи общеметодологического характера, в которой затрагивались многие общие вопросы теории государства и права. Статья, насколько известно, готовилась для сборника, который предполагалось издать в Польше под редакцией одного из тогдашних лидеров польской юридической науки проф. Ст. Розмарина. Годы войны Розмарин провел в Советском Союзе, спасаясь от нацизма. По возвращении в Польшу Розмарин поддерживал тесные контакты с советскими учеными, в том числе с проф. Б. Б. Черепахиным, с которым подружился, находясь в Свердловске (ныне – Екатеринбург). Подготовленную статью для опубликования требовалось снабдить рецензиями. Авторы статьи обратились ко мне с просьбой отрецензировать статью, на что я охотно согласился. Прочитав статью, я понял, что о ее опубликовании в нашем Отечестве говорить не приходится, поскольку она явно опережала свое время. Положительно оценив статью, я все же счел необходимым, дабы обезопасить самих авторов, предостеречь их от ряда рискованных положений. Разумеется, не помню всего содержания рецензии, но в одном месте я писал: «Из статьи следует, что мы нэп экономически не победили, а задушили с помощью административных мер». Насколько известно, сборник Розмарина света так и не увидел. По-видимому, это объясняется тем, что эра Гомулки в Польше вскорости прошла, как, впрочем, и хрущевская оттепель. Дальнейшая судьба статьи, по нынешним меркам совершенно невинной, мне неизвестна.

Гром среди ясного неба грянул в начале 60-х годов, когда на юридическом факультете проводилась весьма представительная конференция по уголовному праву, в которой участвовали не только отечественные, но и зарубежные ученые. Конференция проходила под эгидой кафедры уголовного права, на которой ведущую роль играл М. Д. Шаргородский. Участниками конференции были и видные практические работники. В роли возмутителей спокойствия на конференции выступили М. Д. Шаргородский и советник тогдашнего Президента США по юридическим вопросам профессор Липсон.

Шаргородский в своем докладе «осмелился» покритиковать тогдашний Верховный Суд Союза ССР за то, что он вместо того, чтобы неукоснительно следовать предписаниям закона, иногда становится на путь нормотворчества. Это вызвало неудовольствие присутствовавших на конференции представителей Верховного Суда, которые в оправдание своей позиции ссылались на то, что закон нередко отстает от требований жизни и если бы судьи не восполняли имеющиеся в законе пробелы и не устраняли в нем противоречия, то правосудие просто-напросто нельзя было бы бесперебойно отправлять.

Еще дальше «решился» пойти профессор Липсон, который не без удовлетворения и с известной долей сарказма отметил сближение идеологических позиций советских и американских юристов. Если раньше, когда американцы критиковали советскую правовую и судебную систему, советские коллеги, отмечал Липсон, обвиняли нас в клевете, то теперь они говорят по существу то же самое.

Этого идеологические оруженосцы партии, присутствовавшие на конференции, вытерпеть уже не могли. Конференция еще не успела завершить свою работу, а на ее устроителей и факультет в целом как из рога изобилия посыпались доносы с упреками в распространении идеологической заразы, притуплении бдительности, сдаче идейных позиций etc., etc. Главной мишенью этих наветов стал М. Д. Шаргородский, который был снят с поста главного редактора журнала «Правоведение» и заведующего кафедрой уголовного права. Он получил также взыскание по партийной линии. Погорел и тогдашний декан факультета А. И. Королев, который также был освобожден от занимаемой должности. Правда по прошествии определенного срока А. И. Королев вновь успел побывать деканом. Нахлобучку получил и секретарь горкома партии, наш коллега Ю. А. Лавриков, который впоследствии много лет успешно руководил Финансово-экономическим институтом. Лаврикову инкриминировали то, что он проглядел имевший место на факультете идеологический вывих. Гневную отповедь устроителям и попустителям конференции дал известный идеологический работник того времени Снастин, подвизавшийся в обществе «Знание».

Шаргородский, несомненно, был выбит из нормальной рабочей колеи, но не пал духом. Близкий к нему в то время Иоффе говорил мне, оценивая последствия идеологической порки: Шаргородский – большой ученый и он в конце концов оправится. В конечном счете так и произошло, хотя вся эта история не прошла для Михаила Давидовича бесследно и ускорила его конец.

Мне было очень жаль нашего Михаила Давидовича, который наряду с моим учителем – А. В. Венедиктовым, пожалуй, был тогда на факультете наиболее крупномасштабной личностью. Однако Михаил Давидович не очень охотно кого-то к себе подпускал, видимо, считая, что со свалившейся на него бедой он должен справляться сам. Я решился все ж написать Михаилу Давидовичу письмо. Не исключая того, что письмо может быть перлюстрировано, для выражения сочувствия и солидарности прибег к эзоповскому языку. Привлек для этого… учение, как тогда говорили, Сталина о временных и постоянно действующих факторах, которое он озвучил в одном из своих выступлений периода Великой Отечественной войны. Написал Шаргородскому примерно следующее: «…история со злополучной конференцией – это фактор временный, который очень скоро будет забыт, а вот вклад, который Вы внесли в науку и подготовку многих поколений преданных Вам учеников и последователей, – это фактор постоянный, который не только не забыт, но значение которого будет возрастать».