Юрий Якимович - Избранные труды

Заочное рассмотрение дела возможно было лишь при соблюдении следующих условий:

1) наличия предварительного личного вызова в суд. Если такого вызова не было или он не был доставлен, заочное вынесение приговора не допускалось;

2) неуважительности причины неявки. У судьи должны быть данные об отсутствии уважительных причин для неявки в суд [162].

Производилось заочное рассмотрение дела по тем же канонам, что и обычное. Суд обязан был выслушать все доводы противной стороны и постановить приговор только по изучении и на основании всех данных дела. Заочный приговор должен быть немедленно сообщен обвиняемому, и только с этого момента начинал исчисляться срок на его обжалование. В случае несогласия с заочным приговором подавался отзыв на него, причем такой отзыв влек за собой назначение нового судебного разбирательства. В случае явки обвиняемого на повторное рассмотрение оно производилось заново, так, словно заочного приговора вовсе не существовало. Но если же обвиняемый повторно не являлся без уважительной причины, то судья, не приступая к новому разбирательству, утверждал вынесенный ранее приговор, назначая одновременно обвиняемому денежное наказание за неявку.

Законом от 15 июня 1912 года в России для ряда дел, относящихся к компетенции мирового судьи, была введена еще одна разновидность суммарного производства – институт судебного приказа. Сущность судебного приказа состояла в том, что по маловажным делам судья был вправе, не производя судебного расследования, постановить карательный приговор о наложении на обвиняемого наказания в определенных, установленных законом пределах.

В России судебные приказы могли быть выносимы только по делам о преступных деяниях, влекущих наказание, не превышающее денежного взыскания до 50 рублей или ареста до 15 дней. Поводом для вынесения таких приказов служили сообщения полиции, присутственных мест и должностных лиц. В этих сообщениях должны были содержаться достаточные и не возбуждающие сомнения доказательства обвинения. Обвиняемый в суд не вызывался, однако о таких делах должно было делаться объявление, и стороны, явившиеся в суд без вызова, допускались к даче объяснений. Не допускалось применение судебного приказа по делам, которые могли быть закончены достижением примирения. Копия судебного приказа направлялась осужденному и лицу, просившему о вынесении такого приказа. В течение 7 дней после получения копии эти лица могли просить о проведении судебного разбирательства, которое, в таком случае, проводилось по общим правилам, так, словно никакого приказа не было. По истечении же семидневного срока не обжалованный приказ вступал в законную силу (приравнивался к приговору) [163].

Следует отметить, что существовавшая в то время теория процесса, признавая известную практичность такого порядка, тем не менее, не одобряла сто, ибо считала, что он представляет собой слишком серьезное отступление от элементарных правил процесса [164]. Проверить же, насколько удачным было бы функционирование института судебного приказа на практике, практически не удалось, поскольку началась война, а затем, после революции, все действовавшие формы уголовного судопроизводства были уничтожены и начался сложный и мучительный процесс построения их заново.

В 1889 году в России появился еще один институт, допускающий возможность ускорения уголовного судопроизводства по делам, подсудным мировым судьям, а именно возможность устранения судебного разбирательства в случае уплаты обвиняемым штрафа. Такой институт применялся в то время также в законодательстве Италии и Голландии. Заключался он в следующем: по делам, где возможно было лишь наложение денежного взыскания, закон предоставил право обвиняемому добровольно уплатить высший размер штрафа, устранив тем самым судебное разбирательство дела. По словам И. В. Михайловского, в России был едва ли хоть один случай применения этого порядка [165]. Однако подобный порядок изначально применялся по отдельным категориям дел, в частности по делам о нарушении устава путей сообщения (ст. 1230 устава уголовного судопроизводства), и никаких нареканий не вызывал. Поэтому, как представляется, и по другим делам о маловажных проступках он вполне мог бы оправдать себя [166].

Таким образом, подводя итог сказанному, следует отметить, что все эти достаточно многообразные формы суммарного производства применялись в России лишь по делам малозначительным, наказание по которым не было связано с ограничением или лишением прав состояния, т. е. по делам, подсудным мировым судебным установлениям. Производство же в коронных судах осуществлялось только в обычном или более сложном порядке.

При этом суммарные формы уголовного судопроизводства, существовавшие в Российской Империи, имели целостный, продуманный характер, позволяли существенным образом сократить сроки производства по соответствующим делам без ущерба правам участвующих в деле лиц. Кроме того, эти производства были тесно взаимоувязаны с особенностями организации местной юстиции и, хотя и не были безупречными во всех отношениях, позволили существенно увеличить доступность судебного порядка разрешения споров для населения, а также повысить уважение населения к судебным органам.

Необходимо сказать, что после непродолжительной эйфории, связанной с введением в действие судебных уставов, т. е. уже в 70-80-е годы XIX в., организация и деятельность мировых судебных учреждений подвергалась критическому разбору. Причем критика эта исходила как от правых, так и от левых сил – критиковались буквально все основные положения, касающиеся мирового суда, такие как установленные цензы (высказывались предложения, направленные как в сторону смягчения, так и в сторону ужесточения их), компетенция мировых судей (предлагалось и сужение, и расширение их судебной компетенции, а также включение в нее административных функций и следственных (соединение в одном лице мирового судьи и судебного следователя)), ставилась под сомнение необходимость существования почетных судей и предлагалось подчинить мировой институт в порядке судебного надзора общим судебным учреждениям [167].

Однако, несмотря на самую разнообразную критику, слышавшуюся со всех сторон, большинство юристов считали институт мировых судей вполне жизнеспособным. Об этом свидетельствует и уважение, испытываемое к мировому суду населением. В частности, в юридической литературе тех лет неоднократно отмечались факты искусственного изменения подсудности в сторону мирового суда. Так, крестьяне специально завышали сумму иска или же указывали на не существовавшие в действительности квалифицирующие признаки, чтобы исключить дело из подсудности волостного суда и иметь возможность обращения к мировому судье [168]. Были, напротив, и случаи искусственного дробления слишком крупного для компетенции мирового судьи иска [169]. Более того, уважение, испытываемое к мировому суду населением, подчеркивалось и произошедшим резким увеличением количества дел в производстве мировых судей, на что уже указывалось выше. Население стало подавать жалобы на те преступные деяния, которые раньше оставлялись без преследования, так как продолжительность судебного разбирательства и множество издержек зачастую заставляли потерпевших отказываться от преследования нарушителей их прав [170].