Владимир Дорохин - Индивидуальное и универсальное как зеркало вечного противостояния в философии

Рассматривая герменевтику как один из самых эффективных методов исследования в праве, автор пишет: «…герменевтика как теория и метод требует, чтобы частное согласовывалось с целым. Применительно к правовой сфере это означает: любой закон, подзаконный акт должны выражать интерес жизненного мира, а не отдельной монополии, холдинга, “семьи”, олигарха, ибо нет более важной целостности, чем Человек» [43, с. 210].

Г. И. Иконникова считает, что герменевтика выступает теоретической и методологической основой для толкования закона анализом языка текста . Для законодателя герменевтичекая ориентация означает, что нельзя писать законы только для математиков, политиков, военных и т. д. Закон следует формулировать так, чтобы он был понятен любому гражданину.

Говоря о методологии, как способе исследования правовых проблем, а также критерии для объяснения различных точек зрения по одному и тому же вопросу, нельзя не вспомнить тех ученых, которые освещают творческую функцию языка не только как средство общения, но и как реальную причину, определяющую заключительный этап процесса мышления.

Родоначальником такого отношения к языку можно считать немецкого мыслителя В. Гумбольта. Он писал, что «язык следует рассматривать не как мертвый продукт, но как созерцающий процесс» [36, с. 90].

Один из самых значительных специалистов в этой области – Н. Хомский – дает свое понимание творческого начала языка: «Безграничные возможности мысли и воображения находят свое выражение в творческом аспекте использования языка. Язык предоставляет конечное средство для неконечных возможностей выражения, ограниченных только правилами формирования концептов и формирования предложений, которые, будучи частично идиосинхронными (присущими отдельным языкам) и частично универсальными, образуют общечеловеческую способность» [там же, с. 81]. История развития культуры разных народов подтверждает, что «идиосинхронные» особенности языков накладывают свой отпечаток, в том числе и на понимание и способы выражения правовых аспектов человеческих отношений и в целом на формирование правовых воззрений.

Более того, «принцип неконечности языковых образований» всегда может служить предпосылкой для оригинального выражения определенной правовой проблемы, отличающейся от предыдущих или обобщающей их.

Другой представитель порождающей семантики Джеймс Мак Коли отмечает, что Хомский прав, когда утверждает, что человеческий язык обладает творческими потенциями.

Основатель стратификационной грамматики Сидней Лэм считает, что теория Хомского не способна объяснить способности человека в создании новых идиом, т. е. новых лексем. «Существует также способность создавать новые концепты, новые словосочетания, когда вы берете две раздельные идеи и выясняете, что же можно соединить, – это включает установление связей между двумя различными элементами в концептуальной сети» [там же, с. 82].

Принципиальное различие концепции языка и его употребления, о котором неизменно настаивает Н. Хомский, является одним из возможных объяснений непонимания правоведами друг друга, поскольку в сфере права, так же как и в других сферах деятельности человека, эта разница составляет «дистанцию огромного размера». Хотя именно в правоведении актуальность общения с идеально говорящим – слушающим и знающим свой язык в совершенстве – намного выше, чем в других сферах знания.

В связи с этим уместно напомнить замечание Дж. Мак Коли относительно того, что язык тесно связан с культурой и овладение языком равнозначно овладению знаниями, зафиксированными языком.

Подводя итоги рассмотрения лингвистических проблем, О. В. Звегинцева пишет: «Используя традиционное противопоставление языка (универсальное. – Авт. ) и речи (индивидуальное. – Авт. ), мы полагали, что для осуществления речевой деятельности необходимо располагать языком, который, в свою очередь, воссоздается и преобразуется в речевой деятельности. Эта извечная связь существует, пока живет язык, и исчезнет только со смертью языка. Именно эта взаимообусловленность является источником творчества в языке, пронизывающего всю область его жизнедеятельности» [там же, с. 86].

Поскольку причинность в теории права всегда являлась одним из ключевых понятий общефилософского лексикона, следует обратить внимание на интересную статью профессора из Великобритании Д. А. Мел лора. Только действия, считает он, могут быть объективным свидетельством своих причин, а причины – своих действий. Опираясь на достижения современной физики, автор статьи не разделяет мнения тех, кто признает реальными универсальные причины. «Это могло бы означать. – полагает он, – что некоторые события не имеют причины, т. е. причинность не является универсальной» [72, с. 81].

Такая мысль вынуждает его более глубоко исследовать смысл понятия «причинность». Д. А. Меллор признает, что имеется четыре основных и вместе с тем дополнительных значения причинности:

1) временная: причины предшествуют своим действиям;

2) предсказательная: причины дают основания для предсказания своих действий;

3) объяснительная: причины объясняют действия;

4) средство-цель: если действие есть цель, то причина является средством для него.

Но когда он пишет, что «если бомбардировка атома вызывает его распад, то она будет: 1) предшествовать его распаду; 2) давать основание для его предсказания; 3) объяснять распад; 4) служить средством для этой цели» [там же], то становится ясно, что речь идет о различных трактовках одной и той же причины, детерминирующей определенное событие (распад атома).

Тем не менее его исследование представляет огромный интерес для юристов и правоведов не только наглядностью интерпретации простого, на первый взгляд, понятия на несколько составляющих, но и выводимыми из него примерами: «Есть и другие основания для требования, чтобы объяснения увеличивали смысл объясняемого (курсив наш. – Авт. ): при объяснении может расшириться сфера объясняемого» [там же, с. 90].

Такой подход особенно эффективен в гуманитарных науках. В праве его дополнительная эффективность может быть обеспечена фактом совершенствования правовой системы только за счет улучшения правового воспитания членов общества.

Рассматривая возникшую проблему как источник познания, немецкий философ К. Поппер отводит ей место на границе между знанием и незнанием. Нет проблемы без знания и нет проблемы без незнания. Применяя этот тезис к особенностям познания социальных наук, он пишет: «Метод социальных наук, как и наук естественных, заключается в испытании предлагаемых для данных проблем решений – проблем, из коих они исходят… научный метод, следовательно, есть метод решения, контролируемый самой строгой критикой. Это критическое развитие метода проб и ошибок» [80, с. 66].