Фридрих Карл фон Савиньи - Обязательственное право

Мы уже заметили, что Sc. Vellejani составляет исключение из этого принципа в том отношении, что, будучи по природе своей положительным и чуждым jus gentium, как и exceptio Sc. Macedoniani, он не допускает, однако, существования naturalis obligatio [224] О несуществовании этого обязательства и что именно solutum repeti potest, ясно говорит L. 40 рr. de cond. ind. (12. 6); ср. System, т. 5, стр. 375, 379. Однако эта защита женщин имеет такой же положительный, полицейский характер, как и Sc. Macedonianum, ибо неспособность взрослых женщин к поручительству так же чужда jus gentium, как и вообще их неспособность вступать в сделки (признаваемая в древнейшем праве). Ср. Gajus Lib. I, § 189, 190. . Очевидно, что защита женщин, желавших принимать на себя страх за чужое имущество (intercessio), казалась недостаточною, без отрицания также и всех последствий поручительства, косвенно связанных с naturalis obligatio. И вот создали для этого исключительного случая, так сказать, искусственную naturalis aequitas [225] L. 2, § 2 ad Sc. Vell. (16. 1): «…cum eas virilibus officiis fungi et ejus generis obligationibus obstringi non sit aequum…». ; и, как ни казалось странным такое состояние с первого взгляда, в сущности последствия его одинаковы с недопущением запретительными законами приложения jus gentium к частным случаям (§ 7, t, u; § 12, р).

Далее, нужно еще исследовать, каким техническим выражением могут быть отличаемы обязательства упомянутой категории от других. Есть одно такое выражение, inanis obligatio. Так в особенности называется стипуляция, основанная на безнравственном мотиве, в том смысле, что она вполне парализуется посредством doli exceptio [226] L. 8 cond. ob turp. (12. 5). ; точно так же и поручительство женщины, которому противопоставляется exceptio Sc. Vellejani [227] L. 8, § 9 ad Sc. Vell. (16. 1); L. 95, § 2 de sol. (46. 3); L. 24 mand. (17. 1), которая могла бы применяться также к недействительности иска вследствие несостоятельности должника, вовсе не убедительна, как и L. 39 de don. int. v. (24. 1), где выражение mania stipulatio означает ничтожную стипуляцию. .

Некоторые употребляют в этом случае название inefficax obligatio, но в смысле термина выражение это должно быть отвергнуто. Правда, так один раз названа стипуляция, которой противопоставляется doli exceptio, и тогда случай этот действительно подходил бы к рассматриваемому нами [228] L. 13 de j. dot . (23. 3). , но таким же выражением обозначается и условная стипуляция, когда условие стало невозможным [229] L. 11, § 5 de receptis (4. 8). , а этот случай никоим образом не может относиться к нашему вопросу, потому что здесь обязательство совершенно ничтожно, как если бы его никогда не существовало. Впрочем, выражение это не приложимо к нашему случаю, в особенности потому, что во многих местах иск, возникший из стипуляции, которому противопоставляется pacti или doli, или metus exceptio, называется efficax actio [230] § 1, 3 J. de except. (4. 12). , очевидно, в том смысле, что иск, сам по себе основательный, парализуется только per exceptionem. Выражения efficax и inefficax обозначают, следовательно, действительность или недействительность в известном отношении, вовсе не разрешая вопроса об основании или степени действительности или недействительности. Совершенно в том же неопределенном смысле выражение inefficax употребляют и для обозначения других юридических понятий, например, inefficax traditio, decretum, sententia, pactum, legatum, ademtio.

Д он елл обозначает случаи, о которых мы говорим, выражением obligatio sine re [231] Donellus Lib. 12 C, 2, § 2. , очевидно, по аналогии с bonorum possessio sine re. Источники не дают нам права принять и это выражение в техническом смысле, но сближение с другими юридическими институтами, на которое указывает это выражение, уместно и выясняет дело.

Наконец, необходимо ближе определить юридические отношения, вытекающие из обязательств рассматриваемой категории.

Так как иск исключается здесь посредством эксцепции, и в то же время не существует naturalis obligatio, то можно было бы подумать, что обязательства эти должны стать на одну линию с абсолютно ничтожными. Однако они отличаются от последних следующими признаками, благодаря которым и могут получить случайно известную степень действительности.

Во-первых, эти эксцепции основаны, подобно другим, на праве известного лица; следовательно, никаким образом не могут служить опорою для другого лица, если оно не состоит в юридических отношениях с первым.

Во-вторых, они основываются всегда на самостоятельном праве, которое развивается и прекращается независимо от обязательства; в последнем случае первоначальное обязательство является вполне действительным как право исковое [232] L. 95, § 2 de sol. (46. 3): «incipit obligatio civilis auxilium exceptionis amittere». L. 27, § 2 de pactis (2. 14). Ср. System, т. 5, стр. 157. .

Наконец, в-третьих, исковое обязательство могло получить полную действительность потому, что претор не вставил эксцепции в формулу, если при том иск был такого свойства, что судья не имел права собственною властью принять во внимание эксцепции.

Так или иначе, но обстоятельства, вследствие которых подобное обязательство может стать впоследствии действительным, совершенно случайны и чужды его существу. Таким образом, inanis obligatio равносильна ничтожному обязательству между лицами, первоначально его заключившими [233] L. 7, § 8 de dolo (4. 3): «…debere dici, quasi nulla actio sit , quae exceptione repellitur, de dolo decernendam». L. 25 de V. О. (45. 1): «quia superior quasi nulla sit exceptione obstante». L. 112 de R. J. (50. 17): « Nihil interest , ipso jure quis actionem non habeat, an per exceptionem infirmetur». .

В заключение нам остается исследовать положение naturalis obligatio в действующем праве.

Выше, при изложении частных вопросов, мы видели уже, что предмет этот породил множество заблуждений у новейших писателей. Но еще вреднее были ложные принципы, господствовавшие в этой области прежде и потерявшие значение только в новейшее время.

Сюда относится, во-первых, воззрение, приписывавшее всякой обязанности, возникающей из права естественного, полную силу и в области гражданского права, если только эта обязанность прямо не противоречила положительному праву или не ослаблялась им в своей действительности. Воззрение это основывалось на полном незнакомстве с римским понятием о jus gentium (в связи с naturalis ratio). Последнее римляне считали также положительным правом, отличающимся от jus civile по чисто историческим причинам.

Затем укажем на другого рода воззрение, часто, впрочем, совпадающее с предыдущим. Это теории нравственных обязательств (обязанности совести), которым закон иногда по произволу давал силу юридических [234] Об этих прежних воззрениях ср. Puchta, Pandekten, § 237, прим. d. .

Значение изложенной теории должно быть признано в общих чертах и в новейшем праве, хотя большая часть приведенных выше случаев сделалась неприменимою по разным причинам [235] Такого же взгляда держится и Unterholzner 1, § 9. .