Иван Упоров - Пенитенциарная политика России в XVIII–XX вв.

Что касается освещения пенитенциарной системы императорской России и советского государства, имея в виду общественно-политическое различие, то мы исходили из того, что место лишения свободы – это объективная необходимость для любого государства вне зависимости от его политического строя. Отсюда вытекает вывод о том, что задачи, стоящие перед пенитенциарными учреждениями, в большей части схожи во все исторические эпохи. Схожи и недостатки. Скажем, как для империи, так и для советского государства в пенитенциарной политике первейшим был ведомственный интерес, который порой превалировал над интересами всего государства, не говоря уже об интересах отдельного человека (об этом в работе будет сказано подробнее). И в этом смысле подчас нелепыми выглядят крайне отрицательные оценки тюрем периода империи, равно как нельзя согласиться с такими же, по сути, оценками в отношении советских исправительно-трудовых лагерей со стороны некоторых современных авторов. При изучении тюрьмы не может быть по определению восторженного тона, как это имело место в советское время, особенно в начальный период советской власти при оценках советских исправительных учреждений, поскольку это учреждение предназначено для изоляции общественно опасных лиц, преступников, посягнувших на общественные устои. Поэтому с методологической точки зрения при изучении исторических тенденций развития пенитенциарной политики, по нашему мнению, необходим взвешенный, максимально объективный подход, не замыкаемый на какой-либо партийной идеологии.

Подводя общие итоги обзора методологических основ исследования, считаем необходимым еще раз подчеркнуть, что в силу указанных причин они отличаются некоторой эклектичностью и зависимостью не только от чисто философских доктрин, но и от теоретических достижений ряда смежных наук обществоведческого спектра. На наш взгляд, это вполне оправданно как в силу общего методологического кризиса в сфере исторического знания, так и в контексте неизбежной интеграции различных научных дисциплин. Кроме того, мы полагаем, что расширение методологической базы исследования истории российской пенитенциарной политики будет способствовать преодолению ситуации, при которой в теоретическом плане исследователи пенитенциарной политики рассматривают ее, как правило, в отрыве от общей государственной политики и общественно-экономической ситуации в стране. Наконец, следует отметить и то обстоятельство, что используемая автором методология исторического исследования позволяет выявить основные тенденции развития пенитенциарной политики Российского государства на протяжении почти трех столетий, что потребовало обобщения значительного объема указанных ранее источников. Такой подход обусловлен еще и тем, что исследователи схожей проблематики ограничивались значительно более узкими временными и событийными рамками, что не позволяло в достаточной мере объективно оценить ход развития такой важнейшей общественной и государственной жизни, как пенитенциария, и соответственно ограничивало возможности использования опыта Российского государства в этой сфере.

Как было отмечено, основы государственной пенитенциарной политики стали закладываться в период становления российского абсолютизма. Однако истоки ее зарождаются гораздо раньше. В этой связи представляется необходимым дать краткий исторический экскурс появления института наказания в виде лишения свободы, поскольку именно с ним связывается понятие пенитенциарной политики.

Истоки уголовного наказания в целом (а не только лишения свободы) уходят далеко вглубь истории человечества. Кара в древних источниках права выражалась в смертной казни, телесных наказаниях и денежных выплатах (штрафах), однако решающее место в этом процессе отводилось мести. Постепенно, по мере совершенствования социальных отношений, с появлением и укреплением институтов государства, происходило некоторое опубличивание мести: устанавливались нормы, ограничивающие ее пределы, поскольку господство частной мести приводило к анархии, мешало упорядочению, становлению и стабилизации общественной жизни. Как отмечал А. Малиновский, «у государства объективно нет чувства злобы и поэтому оно умеряет возмездие» [174]. Иными словами, государство действует более здраво, рассудительно, учитывая многие обстоятельства совершения преступления.

Именно на данном этапе, как нам представляется, и произошла трансформация мести в собственно наказание, что следует относить еще к XX–XVIII вв. до н. э. Уже в Законах Хаммурапи [175]государство вполне определенно очертило правовые границы реагирования на преступление. Потерпевший или его родственники (в случае убийства) уже не могли, как раньше, действовать по своему усмотрению, они были обязаны соблюдать установленные нормы. Что касается русских земель, то, как известно, первые письменные законы появились здесь в X в. До этого, по всей видимости, в нашей стране еще значительное место занимала месть, которая, однако, все более и более ограничивалась. Постепенно государство вводит ограничения: убивать за это нельзя, а можно лишь требовать выкуп, компенсацию; устанавливается круг субъектов мести (обычно это близкие родственники потерпевшего), соответствующие эквиваленты. В дальнейшем часть денег государство берет себе, поскольку это, во-первых, выгодно для казны, и, во-вторых, все больше затрат уходит на осуществление правосудия.

Если же говорить об истоках института тюремного заключения, то, по утверждению исследователей, «тюрьма применялась в Китае за 2600 лет до Р.Х., в Древнем Вавилоне, у евреев, у египтян и в государствах классических» [176]. Вместе с тем тюремное заключение, в видах безопасности имевшее прежде всего лишение возможности физического передвижения, применялось обычно до «наказания», т. е. как предварительная мера [177]. В частности, на Руси в Х-XIII вв. преступников заключали в погреба, например, по договорам с греками и немцами 1195 и 1229 годов в качестве предварительной меры [178]. С XIV в. (Двинская Уставная грамота 1397 г.) предварительное лишение свободы сопровождалось уже заключением «в железа» [179]. Тюремное заключение применялось также для изолирования политических противников в борьбе за власть, как это было, например, в первой половине XVI в., когда князья Шуйский и Бельский провели «в заточении» весь период правления Елены Глинской [180].

Четкое и однозначное закрепление наказания(т. е. как реакция государства за совершение общественно опасных деяний) в виде лишения свободы в систематизированных нормативных актах, по нашему мнению, было впервые осуществлено в XVI в. В Каролине (1532 г.) – крупнейшем памятнике германского феодального права, где в ст. CLVII указывалось на «заключение в тюрьму на некоторый срок», которое предусматривалось за повторную кражу в случае, если вор был не в состоянии уплатить денежный штраф [181]. В российском праве тюремное заключение впервые появилось в Судебнике 1550 г. (ст. 4, 6 и др.) [182]. При этом сопоставление дат принятия Каролины и Судебника, а также смысл некоторых сходных законодательных формулировок указывают на вполне вероятное влияние немецкого права на российское. Следует также заметить, что наказание в виде лишения свободы в Судебнике 1550 г. было отрегулировано крайне поверхностно, по существу оно лишь обозначено, что, впрочем, неудивительно, учитывая, что это был, по сути, первый опыт российского законодателя закрепить данный вид наказания. Оно встречается в Судебнике 21 раз и чаще всего выражается формулой «вкинути в турму» без указания срока заключения. Никаких других вопросов, связанных с тюремным заключением, Судебник не регулировал.