Светлана Куликова - Конституционный запрет цензуры в России. Монография

Подтверждением того, что запрещенные книги имели широкое обращение в российском обществе, могут служить и данные, приводимые С. Монасом о том, что «после раскрытия заговора петрашевцев в Петербурге в ходе специальных проверок магазинов книгопродавцов была выявлена 2581 запрещенная книга» 112.

Таким образом, цензура не справлялась со своей главной функцией – отфильтровывать информацию и мнения, противостоящие официальной идеологии. И. М. Чирскова отмечает парадоксальные результаты деятельности цензуры: «Усилия цензоров, направленные на ограждение государственных интересов, нередко приводили к неожиданным результатам – популяризации запрещенных произведений отечественной и иностранной литературы. Именно благодаря цензуре русский читатель нередко был знаком с ними лучше, чем представители более свободных европейских стран» 113.

Был расширен состав Главного управления цензуры, в который теперь входили Президенты Академии наук и Академии художеств, а так же представители духовного ведомства Православного вероисповедания, министерства иностранных дел и внутренних дел, управляющий третьим отделением Императорской канцелярии др. Расширение состава высшей цензурной инстанции должно было повысить авторитет последнего органа в обществе.

В этот период начинается вытеснение университетских профессоров из цензуры. Постановлением Государственного совета «О новом штате Цензурного управления» от 19 июля 1850 г., где указывалось, что «в цензоры могут быть определяемы только чиновники, получившие образование в высших учебных заведениях … во время занятия сей должности они не должны вместе с оною нести никаких других обязанностей». Передача цензурных обязанностей в руки надежных лояльных правительству чиновников свидетельствовало об изменении официальной политики и о желании власти усилить эффективность цензуры. Как замечает И. П. Фут, увольнение университетских цензоров и замена их чиновниками из Министерства народного просвещения, «не имевшими такой научной подготовки, зато надежными в политическом отношении, являлось яркой приметой времени» 114.

Происходит постепенное ужесточение цензурного режима. В действующий цензурный устав вносится много дополнений и изменений. Конец 1840-х – 1855-е годы в научной исторической литературе получил название «цензурного террора». По словам М. К. Лемке, это «едва ли не самый мрачный и тяжелый период всей истории русской журналистики. Помимо обыкновенной, официальной и весьма строгой цензуры, в это время над печатным словом тяготела еще другая цензура – негласная и неофициальная, находившаяся в руках учреждений, облеченных самыми широкими полномочиями и не стесненных в своих действиях никакими рамками закона».

Наряду с цензурными учреждениями, предусмотренными Уставом о цензуре 1828 г. в конце 1840-х – 1850-е годы стали появляться чрезвычайные негласные комитеты: Высочайше учрежденный 27 февраля 1848 г. комитет для рассмотрения действий цензуры периодических изданий (по имени своего председателя А. С. Меншикова в научной литературе получивший название Меншиковского комитета); Высочайше учрежденный 2 апреля 1848 г. комитет для высшего надзора в нравственном и политическом отношениях за духом и направлением всех произведений нашего книгопечатания (получивший название Комитет 2 апреля, или Бутурлинский, по имени его председателя Д. П. Бутурлина); Высочайше учрежденный 21 января 1859 г. Комитет по делам книгопечатания. Цель учреждения комитетов обозначалась как «высший, в нравственном и политическом отношении, надзор за духом и направлением отечественного книгопечатания», помимо осуществления предварительной цензуры, Комитет должен был рассматривать то, что уже вышло в печать и обо всех замечаниях и наблюдениях доводить до сведения Государя 115. Комитеты подчинялись непосредственно императору, штатные назначения осуществлялись негласно, полномочия были определены очень широко, деятельность носила секретный характер. Неопределенность правового статуса и компетенции этих органов приводили к тому, что невозможно было оспорить их действия или выводы.

Особо стоит сказать о санкциях за нарушение цензурного законодательства. В Уставе о цензуре 1828 г. преобладающей формой ответственности за нарушения в сфере печати являлись административные взыскания, но также были включены некоторые нарушения, при определенных условиях признававшиеся уголовно-наказуемыми, конкретная санкция за которые не устанавливалась. По Уставу, виновный «предавался суду по законам».

Более серьезная, уголовная ответственность устанавливалась Законами уголовными, вошедшими в 15 томах Свода законов Российской империи. Преступления, совершенные посредством печати, были отнесены к государственным преступлениям и включали соответствующие статьи о «наказаниях за поношение Государя Императора и членов Императорского дома злыми и вредными словами» (ст. 220, 221, 222); «поношение» присутственного места, должностного лица (ст. 229, 230), сочинение и опубликование подложных указов, распространение вредных слухов, направленных против правительства (ст. 235–238) 116.

Уложением о наказаниях уголовных и исправительных от 15 августа 1845 г., упорядочившим действовавшие нормы уголовного материального права, санкции за преступления печати содержались в нескольких разделах: разделе втором «О преступлениях против веры и о нарушениях ограждающих ее постановлений», разделе третьем «О преступлениях государственных», разделе восьмом «О преступлениях и проступках против общественного благочиния» и др.

Например, предусматривалось уголовное наказание авторов печатных и рукописных сочинений, в которых содержалось «богохуление, поношение святых, порицание Христианской веры или Православной Церкви» (ст. 187), составление и распространение печатных и письменных сочинений и изображений с целью возбудить неуважение к Верховной власти (ст. 267), тайное издание или распространение сочинений, рисунков, гравюр, имевших целью «развращение нравов или явно противных нравственности и благопристойности» (ст. 1301) 117.

Все признанные судом печатные издания подлежали принудительному уничтожению, а виновного в совершении преступления печати против веры или против верховной власти суд мог лишить всех прав состояния и сослать на поселение в Сибирь. Н. М. Корнева отмечает любопытную особенность санкций этого периода: «наказание за печатную антихристианскую пропаганду было мягче, чем за устные ее формы. Печатная форма считалась менее опасной, гарантией от ее широкого распространения служила неграмотность основной массы верующих» 118.

К преступлениям против личной чести относились составление и распространение сочинений и изображений, «хотя и не заключающих прямой клеветы, но ругательных и явно оскорбительных для какого-либо частного лица» (ст. 2020). Суд мог обязать виновного принести публичное извинение.