Александр Чучаев - Уголовно-правовые проблемы охраны власти (история и современность). Монография

Уложение о наказаниях 1845 г. дополнено специальными нормами, которые в целом отличаются друг от друга только кругом потерпевших. Так, в ст. 286 1Уложения о наказаниях 1885 г. говорится об оскорблении часовых или военного караула; в ст. 286 2– оскорблении членов Государственного совета или членов Государственной думы. Обе статьи содержат отсылочные нормы, деяние наказывается по ст. 285 или 286 Уложения о наказаниях.

Специальным случаем неуважения к присутственным местам признается деяние, предусмотренное ст. 314 Уложения о наказаниях: «Кто дозволит себе каким-либо действием или ругательными или поносительными словами оскорбить даже и частного, не принадлежащего к присутственному месту человека, но в самой камере и во время присутствия, тот подвергается…». Ответственность за данное преступление дифференцируется в зависимости от способа совершения обиды – действием (ч. 1 статьи) или словом (ч. 2). Криминализация подобного деяния обусловлена стремлением законодателя «оградить достоинство камеры заседания присутственного места» [394].

Примерно также обосновывает уголовную наказуемость В. В. Волков, утверждающий, что оскорбление «частного лица в самой камере во время присутствия» унижает и достоинство самого присутственного места [395].

Обязательным признаком рассматриваемого состава преступления являются обстоятельства времени и места совершения деяния; другими словами, преступление может быть совершено а) только в камере присутствия и б) только во время заседания присутствия. Так, Правительствующий сенат признал обоснованной квалификацию по ст. 287 Уложения о наказаниях 1885 г. слова Прускова, который во время рассмотрения дела заявил: «Ей, как торговке, ничего не значит поднять подол и рубашку на голову и ходить так по улице» [396].

При оскорблении частного лица в присутствии чиновника, исполняющего должностные обязанности, исключалась квалификация по ст. 314 Уложения о наказаниях. Оскорбление, нанесенное в камере присутствия, но не во время заседания, не рассматривалось как преступление против власти. Так, действия Чернышевского, унизившего потерпевшего после окончания заседания (судья, сняв с себя должностной знак – специальную цепь, выходил из камеры), квалифицированы по ст. 31 Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями [397].

Статьями 315 и 316 Уложения о наказаниях, также содержащими специальные нормы, поставлена под защиту от оскорблений военная или полицейская стража, нижние служители судебных и других присутственных мест во время исполнения ими обязанностей службы, а также лица, принадлежащие к волостному или сельскому управлению.

Таким образом, согласно Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. общественная опасность посягательств на власть в первую очередь заключалась в подрыве авторитета священной особы Государя Императора и государства. Многие государственные преступления относятся к числу насильственных, в том числе выражающиеся в угрозе причинения вреда. В законе особо выделяются различные виды оскорбления власти, при этом конкретный представитель власти, к кому были адресованы оскорбления, признается не потерпевшим, а свидетелем. Сопротивление власти – как публичное (восстание), так и частное (собственно сопротивление) – карается очень жестоко, как правило, такого рода деяния наказываются смертной казнью. Уложение о наказаниях и Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, содержат целую систему специальных норм, предусматривающих ответственность за различные виды неуважения власти (непосредственное, заочное), проявляющихся в тех или иных формах общественно опасного поведения (устной, письменной, действием).

В конце XIX – начале XX в. в России произошли существенные изменения в экономике. Централизация банковского капитала ускорила процесс его сращивания с промышленными монополиями. Наличие, с одной стороны, передового промышленного и финансового капитала, с другой стороны, помещичьего землевладения и пережитков крепостничества предопределило глубочайшие противоречия. Первая русская революция вынудила царское правительство пойти на некоторые изменения государственного строя. Были приняты манифесты об учреждении Государственной думы, о преобразовании Совета министров.

В это время продолжало действовать Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. (в ред. 1885 г.). Его консервативность уже осознавалась всеми. Поэтому еще в 1881 г. были начаты работы по подготовке нового уголовного кодекса. Давая напутствие, император Александр III указал, что комиссии прежде всего следует уделить внимание «области посягательств на государство и его строй», так как «изменились средства и приемы, отчасти и самое направление преступной деятельности, в силу чего постановления Уложения 1845 г. оказались несоответствующими новым формам скопищ и сообществ, недостаточными для борьбы с социально-революционной пропагандой» [398].

Уголовное уложение утверждено Николаем II 22 марта 1903 г. [399], однако в Указе сказано, что срок введения его в действие будет определен впоследствии особым Высочайшим (т. е. императорским) указом. Полностью Уголовное уложение не действовало никогда. Законом от 7 июня 1904 г. введены в действие главы, содержащие нормы об ответственности за посягательство на власть: «О бунте против Верховной власти и о преступных деяниях против Священной Особы Императора и членов Императорского дома» (гл. 3), «О государственной измене» (гл. 4), «О смуте» (гл. 5). В 1906 г. введена в действие гл. 2 «О нарушении ограждающих веру постановлений» [400].

«Давая оценку Уголовному уложению с точки зрения остро соперничавших в тот период классической и социологической школ, можно сказать, что в этом нормативном акте преобладали идеи классического направления. В то же время влияние концепции социологической школы выразилось в статьях Уголовного уложения о возможности досрочного освобождения осужденных от отбытия наказания в случае “одобрительного их поведения”, об усилении ответственности при совокупности преступлений и при совершении нескольких тождественных или однородных преступных деяний “по привычке к преступной деятельности или вследствие обращения такой деятельности в промысел” и в ряде других норм Уложения» [401].

По мнению ряда дореволюционных криминалистов, Уголовное уложение государственные преступления характеризует более точно, чем прежние законодательные акты [402].

П. Н. Малянтович и Н. К. Муравьев, критически оценивая возможности уголовного закона в сложившейся ситуации в целом, отмечают: «Надлежащая юридическая конструкция возможна лишь в государстве конституционном. Где нет конституции, нет и важнейшего отличительного объекта государственных преступлений. Охрана существующего строя поглощается здесь охраною интересов отдельных лиц» [403].