Никита Иванов - Общественная опасность деяния как онтологическая основа криминализации. Монография

Статья 264.1 УК – такой же уникальный парадокс, как и перечисленные нормы. В этой статье, напомню, установлена ответственность за управление транспортным средством лицом, находящимся в состоянии опьянения, подвергнутым административному взысканию за то же или за отказ от прохождения освидетельствования либо имеющим судимость за преступления, предусмотренные ч. 2, 4 или 6 ст. 264 УК. Административное правонарушение так и останется административным деликтом, сколько бы раз оно ни совершалось. Количество административных проступков не может перерасти в качественно иное правонарушение, а именно в преступление. Повторность должна учитываться в самом административном законодательстве, что законодатель порой и делает. Например, ст. 11.15–1 КоАП устанавливает повышенное наказание за повторное совершение административного правонарушения. Так и должно быть, в противном случае практически все повторы административных деликтов можно объявлять преступными. И заявление о превенции в данном случае будут неприемлемыми, поскольку в такой ситуации Уголовный кодекс может распухнуть до пределов необъятности. И так далее.

С другой стороны, законодатель проявляет явную непоследовательность, криминализуя одни деяния и декриминализуя подобные, но более масштабные посягательства. Так, первоначально законодатель отказался от криминализации клеветы, но затем восстановил ее практически в прежнем качестве как посягательство на одну из высших ценностей, которая называется честь. Вместе с тем оскорбление, которое посягает на такую же высшую ценность, защищавшуюся всеми нормативными актами государств в ранние и поздние века, оказывается декриминализованным, хотя ответственность за такое поведение осталась в отношении специальных субъектов (ст. 297, 319, 336 УК). Поразительно, оскорбить человека оказывается менее опасно, чем, например, оскорбить военнослужащего в связи с исполнением или во время исполнения им обязанностей военной службы (ст. 336 УК). Если, например, военнослужащего назвали «козлом немытым» в связи с тем, что он заступил в караул, то разве это деяние сопряжено с отношениями по поводу установленного порядка прохождения военной службы (ч. 1 ст. 331 УК)? Если ответ положительный, тогда надо криминализовать, например, невыдачу солдату ложки за столом во время обеда дежурным по столовой.

Это деяние направлено на унижение чести и достоинства человека, но почему-то военнослужащий в данной ситуации имеет предпочтение перед гражданином. Обидно за граждан, с которыми государство не хочет считаться.

Можно привести еще массу примеров из Особенной части УК, иллюстрирующих искусственность криминализации деяний, которые не достигают степени общественной опасности преступления. Но вряд ли стоит загружать читателя подобными перечислениями, тем более что далее его ждет развернутая характеристика концептуальных основ криминализации. Здесь же необходимо заметить, что, создавая преступления, законодатель создает и преступников, а это уже стигма социально несмываемая, даже несмотря на декларацию ч. 6 ст. 86 УК, согласно которой погашение или снятие судимости аннулирует все правовые последствия, предусмотренные УК, связанные с судимостью. Так, престижная работа становится утопией, рушатся и чаще всего не восстанавливаются социальные связи и т. п. В данной связи необходимо помнить: опасно ставить стигму! В нашем случае – опасно ставить стигму «преступник»!

Начиная рассказ о концепциях преступления, считаю целесообразным разделить его на две составляющие. Первая будет посвящена старым (дореволюционным) концепциям под названием «седая старина», вторая – современным взглядам, под названием «текущий мейнстрим».

1.1. Седая старина

Одной из концепций преступления в теории уголовного права являлась концепция преступления как нарушения права. Данная концепция, разработанная в недрах немецкой школы права, исходила из договорных отношений развития государственности. Как мы отмечали выше, суть договорной концепции заключается в том, что индивиды, объединенные в обществе, изначально решили посредством создания соответствующих норм, какие права для них являются столь ценными, что для их защиты необходим карательный меч государства. Были выработаны соответствующие нормы-масштабы свободы, в которых закреплялись запреты за нарушение выгодных и удобных для общежития прав. Нарушение таких прав и считалось преступлением. Однако не любое нарушение выгодных для индивида прав можно было признать преступлением, а только такое, которое могло носить характер значительного, что, впрочем, не подлежало расшифровке. В. Д. Спасович отмечал, что «преступление есть противозаконное посягательство на чье-либо право, столь существенное, что государство, считая это право одним из необходимых элементов общежития, при недостаточности других средств охранительных, ограждает ненарушимость его наказанием» [3] Спасович В. Д. Учебник уголовного права. Т. 1. Вып. 1. СПб., 1863. С. 84. .

В дальнейшем проф. Спасович, определяя преступление, акцентировал внимание на человека, как на основную ценность, страдающую в результате посягательства: «Так как право всегда бывает чье-нибудь, а владельцами или субъектами прав могут быть только лица человеческие единичные или собирательные, то и преступление может быть совершено только против какого-нибудь лица, следовательно, предметом преступления может быть только лицо» [4] Там же. С. 94. .

Поскольку права принадлежат не только гражданам, но и государству, которое, согласно договорной концепции, забирая часть свобод гражданина предоставляет ему взамен свою защиту, постольку правами обладают как граждане, так и государство. Отсюда и подразделение на публичные и частные преступления: нарушение прав государства относится к категории публичных преступлений, а нарушение прав гражданина – к частным. При этом отдельные авторы справедливо полагали, что в праве всегда заключена нравственность в форме внешнего бытия, следовательно, нарушая права другого человека, злоумышленник нарушает и нравственные запреты, что непременно должно подвергаться репрессиям.

Названная концепция сводит преступление к нарушению прав гражданина или прав государства, но это не нарушения, так сказать, «пустяковые», а нарушения существенные, с которыми другие отрасли права справиться не в состоянии. При этом права, которые подвергаются существенным нарушениям, в свою очередь, должны быть существенными, важными для общежития. Существенность нарушения и существенность нарушенных прав – квинтэссенция названной концепции, хотя и представленная в виде абстракции.