Анна Фирсова - Уголовно-правовое воздействие: понятие, объект, механизм, классификация

Во-первых, исключительность каждой отрасли права заключается в специфике предмета правового регулирования. Рассматриваемая точка зрения ставит под сомнение своеобразие уголовно-правового регулирования и размывает границы большинства отраслей права.

Критерий выявления предмета воздействия является более чем неопределенным. Возникает резонный вопрос: как установить характер «особой значимости» урегулированных уголовным правом общественных отношений? Не вызывает сомнений итоговая неоднородность предполагаемой совокупности. Структура Особенной части УК РФ свидетельствует, что «наиболее важные общественные отношения» принадлежат к административной, гражданской, семейной, экологической, трудовой и проч. сферам общественной жизни.

Н. И. Пикуров называет характер межотраслевых связей такого рода горизонтальными. Он пишет: «Соединяясь в динамичные системы с нормами практически всех отраслей права, оно (уголовное право), с одной стороны, имплантирует их предписания в свою ткань для детализации признаков общественно опасных деяний, определения границ между преступным и непреступным, с другой – и само передает им часть своей юридической силы, присутствуя в качестве потенциальной угрозы применения уголовного наказания» 146.

Анализируя приведенное высказывание, можно засвидетельствовать не столько описание взаимосвязи правовых отраслей, сколько единство их предмета и законодательной базы. Происходит смещение внимания с собственно уголовно-правовых проблем борьбы с общественно опасным поведением на неперспективное и поверхностное описание в уголовном праве множества различных общественных отношений. Обозначенные обстоятельства очерчивают ряд доктринальных негативных последствий данной теории, образующих весьма непредсказуемые практические сложности. При опоре на данную доктрину на практике могут возникнуть проблемы с установлением приоритетности действия коллизионных норм и с определением природы уголовно-правовых норм с бланкетной диспозицией.

Сам автор, затрудняясь провести разграничение предмета «отраслей горизонтальной связи», отмечает, что они еще находятся в стадии формирования 147. Однако усмотреть взаимодействия такого рода можно, начиная с генезиса уголовного права. Процесс формирования отраслей носит непрерывный характер и связан с развитием общественных отношений. Уголовное законодательство не только социально-, но и правообусловлено. Лишь сложившееся понимание о должном, урегулированность общественных отношений какими-либо социальными нормами (в частности, правовыми) могут инициировать установление уголовно-правового запрета. Круг преступных деяний определяется с учетом уже сложившихся отраслевых особенностей, где задача уголовного права состоит в четком формулировании преступного.

Во-вторых, производится подмена и смешение различных способов правового регулирования, а именно запрета и обязанности. Имеет место придание содержанию уголовно-правовой нормы двойственного значения. Диспозиция воспринимается не только в качестве описания противоправного деяния, но и деяния со знаком «плюс». Однако запрещающие нормы закрепляют лишь негативную модель поведения субъекта, связанную с нарушением правового запрета.

По справедливому замечанию В. К. Дуюнова, «нормы уголовного права, устанавливающие санкции за совершение различных преступлений, запрещают совершать указанные в законе деяния, но не «обязывают не совершать» их» 148. Запрещающие уголовно-правовые нормы определяют конкретные признаки деяния, порождающие особые отношения, связанные с наказанием виновного или применением в отношении лица, совершившего общественно опасное деяние, иных мер воздействия.

В-третьих, уголовно-правовая норма не устанавливает «необходимость (обязанность) осознанного и добровольного выполнения правовых предписаний субъектами правоотношений» 149и ее вступление в силу тем более не приводит к возникновению этих самых отношений. Правоотношение должно быть инициировано как минимум двумя его субъектами, сознающими факт его возникновения, свои права, обязанности и роль в реализации этого отношения. Признав обратное, мы должны были бы отметить, что всякий раз с принятием новой нормы закона, регулирующей ту или иную сферу общественной жизни, каждый вступает в новое правоотношение с государством и обязуется соблюдать эту норму независимо от того, известно о ее существовании или же нет.

Теория позитивной уголовной ответственности, позиционирующая активное поведение индивида и его правовую сознательность, в итоге имеет обратное действие. Определяя момент возникновения регулятивных уголовно-правовых отношений как время вступления закона в силу, криминалисты неосознанно отвергают свободу воли субъекта и исключают его право на вступление в правоотношения (уклонение от них).

Как обоснованно полагает Б. В. Яцеленко, лишь социальный конфликт, имеющий внешнее проявление, может приобретать форму правового отношения. Внутренний конфликт, называемый автором «социальным конфликтом в форме различия и несоответствия», не материализуется вовне в виде поведенческого акта и, как следствие, не порождает уголовных правоотношений 150.

В-четвертых, сторонники данной концепции необоснованно преувеличивают значение правового регулирования, когда нормальное, правомерное поведение граждан рассматривается исключительно как результат воздействия механизмов права. Воздержание от общественно опасных деяний оценивается как результат устрашающего влияния уголовно-правовой нормы и выработанной на основе этого привычкой позитивного поведения. Однако такое поведение является общепринятым в цивилизованном обществе, соответствует внутренним убеждениям большинства его членов и не идет в разрез с их личной совестью 151.

По справедливому замечанию А.А. Ашина и Е.В. Лошенковой, «задача социальной ответственности – обеспечение должного, а не «сверхдолжного» поведения, необходимого минимума, а не желательного максимума. Более того, деяния, в которых общество заинтересовано, которые становятся насущной и осуществимой потребностью, превращаются в норму, даже если раньше относились к разряду “подвигов”» 152.

В-пятых, обращает на себя внимание некорректность сложившейся в рамках теории двухсоставного предмета терминологии. Весьма спорно называть уголовно-правовые отношения, вызванные общественно опасным деянием, охранительными, поскольку они не в силах сохранить уже нарушенные общественные связи, предотвратить угрозу или наступление общественно опасного вреда и проч. негативные последствия. Отсюда логичнее обратное употребление терминов: уголовно-правовые отношения, реализующие позитивную ответственность, справедливее именовать охранительными, а правоотношения по применению мер уголовно-правового характера – регулятивными.