Никита Лютов - Эффективность норм международного трудового права. Монография

Серьезное несовпадение МТП в узком и широком смысле не должно смущать. В конце концов, система отрасли внутригосударственного трудового права также заметно отличается от системы науки и учебной дисциплины119. Например, из отрасли права естественным образом выпадают такие важные элементы науки и учебной дисциплины как историческое развитие и современные тенденции развития. Однако в МТП эти различия принципиально больше, ибо «в зазор» между отраслью и учебной/научной дисциплиной попадают целые виды источников и субъектов права, которые, не обладая международной правосубъектностью, безусловно, обладают правосубъектностью национальной. То же самое можно сказать и о сравнительном трудовом праве, которого как отрасли права, разумеется, не существует, но которое, безусловно, представляет предмет серьезных и важных правовых исследований120. Неудивительно поэтому и то, что МТП, понимаемое в узком смысле слова, как отрасль международного права, тем не менее относится по номенклатуре научных специальностей к трудовому праву. Это связано с тем, что юристы-международники фокусируют свои исследования на механизмах международного права, в то время как трудовики сосредоточены на материальной части МТП, конкретном содержании отдельных его институтов. А оно, как было показано выше, далеко выходит за рамки международного права как правовой системы.

В белорусской правовой доктрине недавно также было предложено понимать МТП в узком и широком смысле121. Однако подход, предлагаемый А. Л. Козиком, К. Л. Томашевским и Е. А. Волк несколько отличается от нашего. Они предлагают под МТП в широком смысле понимать собирательное понятие, включающее МТП как отрасль международного права, а также коллизионное правовое регулирование труда, называемое ими международным частным трудовым правом. В узком же смысле они предлагают говорить об МТП как отрасли международного права. Если наши подходы к определению МТП в узком смысле совпадают, то широкое определение нам видится по-разному. Представляется, что структурно отнесение коллизионного регулирования труда к международному, либо национальному праву не представляет теоретической и практической проблемы: те его источники, которые относятся к национальным, соответственно, находятся в отрасли национального трудового права. Международные договоры и иные источники международного права по соответствующему вопросу относятся к международному (публичному) праву. Когда речь идет об МТП в широком смысле, важнее оговорить роль тех источников, которые попадают «в зазор» между национальным и международным трудовым правом, либо относятся к национальному праву, но касаются правового регулирования труда, выходящего за рамки одного государства (включая коллизионное регулирование труда, но ограничиваясь им). Этому требованию отвечает предлагаемое нами разграничение широкого и узкого смысла для понятия МТП.

В академическом курсе теории государства и права, изданном МГУ, правовая норма определяется как «общеобязательное правило социального поведения, установленное или санкционированное государством, выраженное публично в формально-определенных предписаниях, обычно в письменной форме и охраняемое органом государства путем контроля за его соблюдением и применения предусмотренных законом мер предупреждения за правонарушения»122. Как подчеркивает С. С. Алексеев, главная особенность юридической нормы – ее государственно-властный характер123. При абсолютизации государственно-властной природы правовых норм, право формулируется в рамках позитивистского или легистского понимания, при котором, по определению, предложенному еще Т. Гоббсом, правовая норма определяется как приказ суверена124. Правовой позитивизм, поддержанный в ХХ веке Г. Кельзеном125, Г. Хартом126, Г. Ф. Шершеневичем127 и многими другими авторитетными правоведами, стал объектом критики в связи со своим авторитаристским подходом к праву, по сути, оправдывающим государственный произвол. В противовес этому подходу была предложена128 концепция естественного права, подразумевающая, что если закон, принятый государством, противоречит идее права, он носит неправовой характер. Этот подход в различных трактовках предполагает увязывание права и морали и предполагает объективную заданность определенных правовых норм вне зависимости от воли государственного законодателя.

Как писал еще в начале ХХ в. известный русский философ и правовед Е. Н. Трубецкой, «в зависимости от того, чем обусловливается обязательность правовых норм, они подразделяются на две основные группы, причисляемые к двум основным формам права. Все те правовые нормы, коих обязательность обусловливается санкцией того или другого внешнего авторитета (например, государства, церкви), суть нормы права позитивного, или положительного. Напротив того, все те правовые нормы, коих обязательность не обусловливается каким-либо внешним авторитетом, а требованиями разума, суть нормы права естественного »129. Преимущества естественноправового подхода очевидны: главное из них заключается в том, что при условии наличия качественной судебной системы, право может применяться не только на основе «буквы» закона, но и на основе его «духа». Правовые нормы, принятые государством, могут противоречить идее права. Чаще всего для иллюстрации этого тезиса приводится пример права нацистской Германии, многие законы которой были настолько бесчеловечными, что их принято считать «неправовыми». Слабость же естественного права неразрывно связана с его сильной стороной: кто именно уполномочен решать, что именно включать в состав «норм» естественного права?

В XX в. учеными делались неоднократные попытки примирить естественноправовой, либо позитивистский подходы к праву, но в итоге они становились более умеренным выражением позитивистской130, либо естественноправовой доктрины131. Иногда при этом выделяется третий подход – социологический, подразумевающий, что право – это отражение фактически сложившегося правопорядка132. Иногда такой подход рассматривается как мягкий вариант позитивизма133. Трудно не согласиться с Р. З. Лившицем, полагавшим, что каждая теория, каждая школа имела свои основания считаться истинной в одних исторических условиях и ложной в других134.

В советское время отечественное право целиком основывалось на позитивистских позициях, исходя из ленинского постулата о том, что «право есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права»135. В постсоветском праве, также как и в праве дореволюционной России, существуют сторонники как естественноправовой, так и позитивистской136 правовой концепций. Но преобладает в современных российских условиях скорее естественноправовой подход. С. С. Алексеев, принимавший участие в создании российской Конституции, указывает, что «именно естественное право изначально стало выражением и носителем "самой" философии права в реальном жизненном бытии – того значительного смысла, который выражает достаточную обоснованность статуса людей, людского поведения, поступков»137. М. В. Баглай пишет: «В плоть и кровь народной жизни должна войти истина: если закон противоречит естественному праву, он ничтожен»138. Действующая Конституция РФ построена на естественно-правовой основе. В ст. 18 Конституции указывается, что «Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием»139. Кроме того, в ч. 1 ст. 17 Конституции говорится о том, что «в Российской Федерации признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с настоящей Конституцией». Общепризнанные принципы и нормы – это и есть проявления естественного права140. Таким образом, российская правовая система сделала существенный шаг в сторону романо-германской правовой семьи, поставившей идеи естественного права в качестве базы для своего законодательства несколько ранее141.