Мурад Мусаев - Защита жертв преступлений

Если в 1990 г. доля лиц, не имеющих постоянного источника дохода, среди выявленных преступников составляла всего 16,9 %, то к 1997 г. она поднялась до 52,4 %, в

2008 г. составляла 60,8 %, а в 2009 г. – 64,4 %. Коэффициент криминальной активности таких лиц ежегодно возрастает: если в 2008 г. составил 622 лица на 100 000 человек, то в 2009 г. вырос до 642 человек.

Имеют ярко выраженную криминогенность злоупотребление алкоголем и потребление наркотиков в России. Каждое шестое преступление в 2009 г. (13 %) из раскрытых было совершено лицами, находившимися в состоянии алкогольного опьянения.

Все более общественно опасный характер приобретают процессы виктимизации несовершеннолетнего населения страны. Количество зарегистрированных преступлений, совершенных в отношении детей в 2009 г., в сравнении с 2008 г., увеличилось на 41,7 %, достигнув 105 805, а тяжких и особо тяжких на 33,0 % – 23 044; на 21,2 % возросло число малолетних, пострадавших от преступлений, сопряженных с насильственными действиями, нарастает неблагоприятная динамика роста на 11,0 % сексуальных преступлений против несовершеннолетних и малолетних детей [71] См. Состояние законности и правопорядка в РФ и работа органов прокуратуры. 2009 г. Информационно-аналитический доклад. Часть III, Москва, 2010 г., стр. 140–141. .

Казалось бы, такого рода материалы должны составить исходные основы для формирования государственной политики борьбы с преступностью. Но авторы этих обзоров, кажется, разуверились в возможности влияния государства на базовые факторы бытия. Видимо, поэтому в выводах Информационно-аналитического доклада акцент делается на более доступных психологии юриста мерах, связанных с совершенствованием правоохранительной практики, прокурорского надзора, организационно-правовых мер [72] Там же, стр. 139–145. . Конечно, есть место и для правовых мер в процессе совершенствования общественных отношений, в деле борьбы с преступностью и, тем более, в защите её жертв.

Проводившаяся судебно-правовая реформа привлекала внимание к повышению значения правовых факторов в борьбе с преступностью. Упование на правовые рычаги как наиболее действенное средство воздействия на общественные отношения и способ преодоления негативных явлений – извечное заблуждение политических стратегов. Но есть в этом и рациональное зерно: закон определяет средства и приоритеты защиты социальных ценностей, права и свободы личности, раскрепощая её, создавая условия для активного самовыражения и деятельности. Работа над обновлением законодательства во второй половине 90-х годов и начале нового столетия позволяла создавать новую правовую систему «с человеческим лицом». Менялось и назначение «священного принципа социалистической законности»: из средства обеспечения интересов государственного монстра он должен был стать средством защиты прав человека.

В числе правовых средств борьбы с преступностью важнейшая роль принадлежит отраслям уголовного и уголовно-исполнительного права. Защита же прав обвиняемого от произвола и защита интересов жертвы преступных посягательств – прерогатива, прежде всего, уголовно-процессуального права. Этими соображениями было предопределено появление теории уголовной политики и политики уголовно-процессуальной как самостоятельных разделов государственной политики борьбы с преступностью.

Мы остановимся здесь лишь на некоторых аспектах уголовно-правовой политики, имея в виду оценку объективности информации о состоянии преступности, подлинных оснований декриминализации многих составов преступлений, акции по либерализации мер наказания, исключения некоторых из них из УК РФ, правовых основаниях амнистий, явно игнорирующих права жертв преступлений, а также на наиболее общих вопросах и уголовно-процессуальной политике государства.

Давно известно, что объективная информация о состоянии того или иного общественно значимого процесса является необходимой предпосылкой для успеха воздействия на него с целью получения желательного результата. Для формирования действенной уголовной политики необходимо знание характера и реальных масштабов преступности в стране. Выше мы уже отмечали недостатки ведомственной статистики преступности, ссылались на исследования научных коллективов о том, что масштабы реальной преступности в семь раз превышают её зарегистрированную часть. Состояние статистики преступности, предлагаемой МВД РФ, давно не вызывает доверия. Криминологическая наука ищет способы корректировки её показателей путем отправления от цифр наиболее тяжких преступлений (убийств, в частности), труднее поддающихся фальсификации, но и этот способ оказался ненадежным. Количество убийств можно маскировать статистикой пропавших без вести или отнести в число преступлений, причинивших тяжкие телесные повреждения, если жертва скончалась не в день нападения. В 2009 г. было зарегистрировано 27 642 умышленных убийств. А всего по установлению личности граждан по неопознанным трупам находилось на учете 111 577 человек… «В этих цифрах скрывается большая доля умышленно убитых, но они не попали в статистику убийств, а их близким не было оказано необходимой правовой помощи» [73] В.В. Лунеев – Латентной криминальности необходим системный мониторинг. Вестник Академии Генеральной прокуратуры РФ № 3 (17), 2010 г. стр. 47–48. .

Возможны и иные, более хитроумные манипуляции, чаще всего связанные с недостатками регистрации сигналов о преступлениях. Просматривая статистику МВД РФ за ряд лет, можно заметить её существенные колебания с заменой руководителя ведомства. С приходом нового министра отмечается заметный скачек преступности, затем она спадает и вновь подскакивает с появлением очередного руководителя. Это наблюдение казалось плодотворным, и для его подтверждения нужно лишь было выстроить соответствующий статистический ряд. Однако выяснилось, что идея не оригинальна, – она уже использована и на цифрах подтверждена. Известный криминолог профессор В.В. Лунеев в одной из недавних публикаций пишет: «Я проанализировал причинные связи между министрами внутренних дел СССР (России) и динамикой преступности за 1966–2009 гг. В 1966–1982 гг. министром был Н.А. Щелоков. В первый год его службы (1966) учетная преступность возросла на 18,1 %, а в 1967 г. она снизилась на 1,9 %. За 17 лет его бдения были небольшие колебания и со знаком плюс, и со знаком минус» [74] В.В. Лунеев – Латентной криминальности необходим системный мониторинг. Вестник Академии Генеральной прокуратуры РФ № 3 (17) 2010 г., стр. 42. . Далее автор сообщает, что с приходом В.В. Федорчука (1983 г.) зарегистрированная преступность возросла на 21,7 %, с появлением министра В.В. Бакатина рост составил 31,8 %, Б.К. Пуго – +15,7 % и т. д. Причем, каждый раз после года «царствования» нового министра шло снижение преступности. Причина манипуляций проста: рост преступности выдавался за устранение недостатков регистрации, в которых виновен предшественник, а дальнейшее снижение – результат блистательного руководства преемника. Автор называет это явление статистическим мошенничеством, пронизывающим всю систему отчетности подразделений МВД «по показателям». Р.Г. Нургалиев возглавил ведомство в 2004 г., и число зарегистрированной преступности за этот год возросло на 5 %, а за 2005 – еще на 27,3 %. Затем началось снижение показателей, убеждая в успехах нового руководителя, маскируя факт полного кадрового разложения и завершение процесса сращивания подразделений МВД с криминальными группировками.