Альфред Жалинский - Избранные труды. Том 4. Правовое мышление и профессиональная деятельность юриста. Науковедческие проблемы правоведения

По существу, об исходных положениях правового мышления много писали и другие русские историки. Так, В. О. Ключевский, характеризуя церковный устав Ярослава, сына Владимира Святого, пишет, что он построен на «различении и соотношении понятий греха и преступления». «Грех – нравственная несправедливость или неправда, нарушение божественного закона; преступление – неправда противообщественная, нарушение закона человеческого. Преступление есть деяние, которым одно лицо причиняет материальный вред или наносит нравственную обиду другому. Грех – не только деяние, но и мысль о деянии, которым грешник причиняет или может причинить материальный или нравственный вред не только своему ближнему, но и самому себе. Поэтому всякое преступление – грех, насколько оно портит волю преступника; но грех – преступление, насколько оно вредит другому или обижает его и расстраивает общежитие». [68] См.: Ключевский В. О. Курс русской истории. М., 1987. Ч. 1. С. 257.

Еще пример. В 1889 г. Комиссия собирания народных юридических обычаев, состоящая при отделении этнографии Императорского Русского Географического Общества, опубликовала программу для собирания народных юридических обычаев, в которую входил и составленный одним из самых известных дореволюционных юристов профессором И. Я. Фойницким раздел об уголовном праве. Среди прочих здесь были вопросы такого рода: «Существует ли в народе воззрение, что преступники подлежат каре Божией?»; «Не встречается ли указаний на то, что преступность или непреступность учиненного деяния зависит от того, кто будет пострадавший – односельчанин или чужак, иноверец, инородец?»; «Нет ли в данной местности преступлений, совершаемых единственно по суевериям, предрассудкам или народным обыкновениям?»; «Какие именно известны суеверия, предрассудки или обыкновения, коими вызываются преступления, и как народ относится к преступлениям, вызванным ими?» [69] Программа для собирания народных юридических обычаев. СПб., 1889. С. 50–51. Перечень таких вопросов довольно длинен и убедительно указывает на возможность кое-чему поучиться у старых юристов и на необходимость перестать, наконец, игнорировать важные элементы общественного сознания, даже если их содержание во многом и изменилось.

Французский юрист Жан Карбонье считает, что «мы не можем предполагать, что уже по самой своей природе одни виды поведения должны быть отнесены к сфере юридического, а другие – социально-неправового. “Не убий” может звучать равным образом и как религиозная заповедь, и как моральный императив, и как норма права». [70] См.: Карбонье Ж. Юридическая социология. М., 1986. С. 164. Другой французский юрист, Рене Давид, подробно исследовал различия в исходных положениях современного правового мышления, основывая на них сравнительный анализ различных правовых систем. Любопытно и поучительно одно замечание автора. Общая теория в изложении французских цивилистов, пишет он, представляет кодификацию и закон как прогрессивный способ выражения норм права в демократическом государстве и видит в судебной практике и в доктрине (т. е. науке) лишь средства, служащие для применения закона или его комментирования (заметим, что автор данной работы полностью согласен с этими юристами). Но Р. Давид продолжает: «Сравнительное право раскрывает предвзятость и известную гиперболичность такого анализа, оно позволяет нам узнать, что в некоторых других странах такие правовые институты оцениваются как ложно демократические и фарисейские формулы. Поиск истины выигрывает от размышлений над данными, поставляемыми нам сравнительным правом». [71] См.: Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1988. С. 27.

Таким образом, история, сравнительное правоведение на конкретном правовом материале показывают, насколько необходим вдумчивый подход к основаниям наших рассуждений, насколько важно, чтобы они наполнялись жизнью, а не подменялись догмами, давно от нее оторвавшимися.

В современной советской правовой литературе исходные положения социально-правового мышления в сфере борьбы с преступностью формулировались главным образом как принципы уголовной политики и, несколько шире, системы мер борьбы с преступностью. Прежде всего, это данное С. Г. Келиной и В. Н. Кудряцевым описание объективных свойств принципов (по-видимому, относящихся и к иным исходным положениям нового социально-правового мышления) как идей, отражающих существующие закономерности общественного развития и тесно связанных между собой. [72] См.: Келина С. Г., Кудрявцев В. Н. Указ. соч. С. 16. Далее, это характеристика таких общих и специальных принципов уголовной политики (также, вероятно, относящихся к социально-правовому мышлению), как социалистическая законность, гуманизм, дифференциация и индивидуализация уголовной ответственности и др. [73] См.: Там же. С. 69 и след.

Наконец, для формулирования круга исходных положений социально-правового мышления в сфере борьбы с преступностью очень важны исследования механизма действия права, его эффективности, содержания уголовной политики, закономерностей ее осуществления; содержания, методов, форм, приемов профилактики преступлений и др. [74] См., например: Жалинский А. Э. Специальное предупреждение преступлений в СССР. Вопросы теории; Кудрявцев В. Н. Закон, поступок, ответственность; Курс советской криминологии. М., 1985; Миньковский Г. М. О предмете и задачах курса уголовной политики // Тр. Акад. МВД СССР: Уголовная политика Советского государства в свете решений XXVI съезда КПСС. М., 1982; Основания уголовно-правового запрета; Раска Э. Борьба с преступностью и социальное управление. Таллин, 1985; и др. Их проведение привело к накоплению огромного фактического материала, который поддается многократной обработке и позволяет получить более или менее определенное представление о том, какие исходные положения декларируются в сфере борьбы с преступностью, а какие действительно ими являются, т. е. кладутся в основу управленческо-правовых решений и практики их реализации. Стало ясным также на основе этих работ, что исходные положения социально-правового мышления могут иметь различную форму. Они закрепляются в действующих партийных и государственных решениях, законодательстве, научной и научно-методической литературе, а также в произведениях искусства, которые оказывают, по нашему мнению, мощное влияние как на социально-правовое мышление, так и на правовое поведение граждан.

Несколько с иных позиций исходные положения социально-правового мышления анализируются в работах, посвященных исследованию механизма правового поведения, и в особенности поведения преступного, а также более общему анализу причин преступности и личности преступника. Здесь исследуется вопрос, чем руководствуется преступник, избирая вариант противоправного поведения, какие осознанные и неосознанные мотивы и цели лежат в основе принятия им соответствующего решения. [75] См., например: Механизм преступного поведения. Нередко система исходных положений, на которые опирается его решение, характеризуется как установка на преступное поведение, иногда они рассматриваются как черты личности преступника. В общем виде исходные положения правового мышления трактуются как мера уважения к закону. Важно, однако, подчеркнуть, что как бы ни называть эти исходные положения, значимо следующее: совершая преступление либо отказываясь от этого, индивид чаще всего принимает решение на основе выработанной им системы представлений.