Роман Лапырёнок - Наследие аграрного закона Тиберия Гракха. Земельный вопрос и политическая борьба в Риме 20-х гг. II в. до н.э.

Представленная выше реконструкция отнюдь не противоречит классической модели, согласно которой главной целью аграрной реформы Тиберия Гракха являлось решение проблемы воинского набора посредством укрепления позиций мелкого землевладения. Тот факт, что римские граждане не учитывались при проведении ценза непосредственно после получения земельных участков, свидетельствует о «перспективной» направленности lex Sempronia agraria. Опыт аграрной программы первой половины II в. до н. э., когда ветераны и колонисты [154]получали наделы со статусом ager privatus , заставил реформаторов сделать определенные выводы. Данная форма решения аграрного вопроса не могла придать стабильности мелкому землевладению. Жители колоний нередко продавали полученные участки и возвращались в Рим, пополняя тем самым ряды городского плебса [155]. Подобное развитие событий во второй половине II в. до н. э., судя по всему, перестало быть редкостью. Участники программы должны были по замыслу автора (или авторов) lex Sempronia agraria закрепиться на новых местах жительства, создавая основу для стабильного развития Республики в будущем. Режим владения был призван способствовать осуществлению этой цели [156]. Нельзя исключать также и наличия в тексте закона 133 г. до н. э. пункта о возможном изменении правового статуса земельных участков по прошествии определенного промежутка времени, как это было в случае с lex Iulia agraria. Согласно Аппиану, в соответствии с положениями аграрного закона Г. Юлия Цезаря колонисты могли продать свои наделы только через двадцать лет после его принятия [157]. Можно предположить, что здесь мы сталкиваемся со сходной ситуацией.

В другой реконструкции, представленной Ю. Белохом, мы встречаем гораздо более радикальное решение проблемы ценза 125/124 г. до н. э. Он сомневается в достоверности его результатов, видит здесь ошибку эпитоматора или переписчика и предлагает другую цифру, равную 294 736 [158]. Эта интерпретация не находит сегодня поддержки в работах историков граккханского движения, так как имеет еще больше слабых сторон, чем предыдущая. Во-первых, данные следующего ценза, то есть 115/4 г. до н. э., представляют сопоставимое число граждан, так что сомнения, следуя логике Ю. Белоха, были бы и здесь уместны. То есть уже как минимум два ценза можно признать недостоверными, тогда как о I в. до н. э., от которого остались результаты всего двух цензов, не считая тех, что были проведены Августом, и говорить не приходится. Причем эти два ценза I в. до н. э. еще более странные с точки зрения цифр. В принципе, с помощью подобного решения можно оспорить данные практически каждой переписи населения II в. до н. э., но вопрос заключается в том, поможет ли это разрешить исследуемые исторические проблемы и насколько такое решение оправданно с точки зрения методологии.

Не менее экстравагантной представляется точка зрения Л. Ланге и В. Ине, объясняющих высокие результаты ценза 125/124 г. до н. э. предоставлением римского гражданства латинам и италикам [159]. По их мнению, это событие произошло после подавления восстания во Фрегеллах [160]. Однако эта гипотеза не находит достаточной поддержки в античных источниках, что отражается на качестве аргументации, которая представляется малоубедительной. Л. Ланге считает, что вышеозначенная мера была осуществлена посредством нескольких плебисцитов [161]. К сожалению, он не уточняет, когда именно состоялись эти плебисциты. В. Ине целиком следует примеру коллеги и не утруждает себя поиском аргументов в поддержку высказанного мнения [162]. У нас нет весомых оснований для того, чтобы видеть причину высоких результатов ценза 125/124 г. до н. э. в предоставлении латинам и италикам римского гражданства. Законопроект М. Фульвия Флакка не вызвал особого восторга у нобилитета и, судя по сообщениям источников, не продвинулся дальше стадии обсуждения в сенате [163]. Эта неудача заставила гракханцев на некоторое время оставить тему союзников в покое. Кроме того, совершенно очевидно, что подобного рода инициатива не могла исходить от самого сената. В 126 г. до н. э., то есть примерно за год до предполагаемых Л. Ланге плебисцитов, М. Юний Пенн привел в исполнение распоряжение, согласно которому все союзники должны были покинуть Рим (Cic. Brut. 109; Cic. Off. III. 47). Да и жестокая расправа, учиненная претором Л. Опимием над жителями Фрегелл, является лучшим доказательством отрицательного отношения сената к представленному выше способу решения италийского вопроса (Liv. Per. LX; Veil. II. 6. 4; [Aur. Viet.] De vir. ill. 65). Помимо всего этого, и цензоры 125/124 г. до н. э. Гн. Сервилий Цепион и Л. Кассий Лонгин Равилла не были замечены в дружественных контактах с гракханцами.

Ж. Каркопино считал, что причиной увеличения числа римских граждан по итогам ценза 125/124 г. до н. э. являлось необычайно большое количество манумиссий перед его началом [164]. По его мнению, особенную актуальность подобной мере придавала сложная внутриполитическая ситуация в Риме, связанная с активностью гракханской оппозиции: получившие свободу рабы должны были укрепить позиции нобилитета в комициях. Я. Шохат подвергает оправданной критике эту точку зрения и отмечает, что вольноотпущенники могли голосовать только в списках четырех городских триб, так что политические выгоды для инициаторов такого мероприятия были сведены к минимуму [165]. Приведенный аргумент трудно опровергнуть. Кроме того, в сохранившихся античных источниках мы не находим ни малейшего намека на наличие столь значительного числа манумиссий в промежуток времени между переписями населения 131/130 и 125/124 гг. до н. э. По моему мнению, даже самый скрупулезный политический расчет сената и самый тщательный подход цензоров к исполнению своих обязанностей не смогут объяснить увеличение количества римских граждан почти на 80 тыс. человек на протяжении всего лишь пяти лет. Эти обстоятельства заставляют усомниться в исторической состоятельности гипотезы Ж. Каркопино.

Тот факт, что римский сенат пытался с помощью всех возможных средств помешать работе гракханской аграрной комиссии, а также всем остальным начинаниям оппозиции, представляется совершенно очевидным. Поэтому не следует, конечно, исключать возможности различных манипуляций с данными цензов, ведь противникам Гракхов было выгодно изобразить демографическую ситуацию так, чтобы у электората сложилось позитивное впечатление о ее динамике. Оппозиционная пропаганда, если принимать во внимание общий тон повествования Плутарха и Аппиана, использовала низкие результаты последних цензов для демонстрации неотложной необходимости аграрной реформы. Вопрос заключается в том, почему сенат должен был производить манипуляции с переписью населения 125/124 г. до н. э., а не 131/130 г. до н. э.? Ведь наибольшую активность III viri a.i.a. проявляли именно в период времени с 132 по 130 гг. до н. э. Сравнение результатов цензов 135/134 и 131/130 гг. до н. э. не позволяет констатировать попыток сфальсифицировать их итоги: число римских граждан в 130 г. до н. э. увеличилось лишь незначительно. К сожалению, ответа на данный вопрос в работе Ж. Каркопино мы не находим.