Владимир Немцев - Вопросы о России. Свободная монография

Только вот дворяне после Отечественной войны с Наполеоном были удивительными. Да и потом среди них встречались редкостные личности по уму и идеализму воззрений. Взять, скажем, 1817 год, когда крестьяне прибалтийских губерний были освобождены Александром Благословенным, хотя и без земли, от крепостной зависимости, то почти все помещики восприняли это как начало конца для дворянского сословия. И только члены Союза Благоденствия и сочувствующие им молодые дворяне убеждали всех в необходимости этой меры. А ведь все они были богаты, и случись отмена крепостной зависимости, потеряли бы много… Но однако же за свои благородные идеи не пожалели и жизни. Пускай им не хватило организованности и предприимчивости, а также знания психологии своих крестьян, заметный толчок развитию национального самосознания был дан.

Зато потом интеллигент-разночинец принёс обществу идею настоящих преобразований, что было прямым продолжением дела лучших аристократов. Император всё равно не смог бы осуществить в тогдашней России требуемых реформ, разве что жестокой силой, но дело-то подвинулось… А общественная жизнь страны была хилой, невнятной, зато её недостатки с лихвой восполнялись бойкостью и административной предприимчивостью чиновничества. Так бы всё и ходило по кругу социальной вариации сказки про белого бычка, да общество разбудила и вдохновила, как известно, русская литература.

Худо-бедно, увидев с её помощью все главные проблемы, правительство и общество вынуждены были заняться капитализацией и буржуазным строительством. Но подвижки двигались плохо и медленно.

На этом фоне национального возрождения западная идея коммунизма была воспринята последователями русских демократов XIX века как руководство к действию. Появились социалистические взгляды, которые нашли отзвук во всех сословиях, кроме дворянского. Ведь социализм понимался прежде всего как общество равных возможностей. Но ныне, в веке XXI, когда в Европе уже восторжествовала социал-демократия, главный социалистический принцип сместился в начало социальной перспективы. И теперь общество равных возможностей может быть состоятельным только при одном условии – если есть в нём равные стартовые позиции .

Но пока многие недостающие общественные институты замещались самой активной общественной силой, разночинцами – очень разнородным слоем общества, с огромным набором социально-политических, а порой просто бытовых, интересов. Объединяло их одно: социальная отверженность по рождению – в пользу дворянства. Дворяне в Российской империи были властью предержащей, других в верхах не имелось.

Самый революционизированный слой русского общества, который долго никак не мог освободиться от проклятия своего маргинального происхождения, к концу ХIХ века наконец получил возможность избавиться от этой социальной проблемы, но вызванные ею раздражительные настроения никуда бесследно не делись. Всё равно и неонародничество, и эсерство, и эсдекство продолжали подпитываться выходцами из разночинной среды.

Кроме того, в крестьянской стране само собой разумелся лозунг «Земля и воля». Но принадлежал он в России уже не официальной оппозиции правительству, а народникам – варианту западных революционеров, состоявших из разночинцев. При всей своей экзальтированности, если не сказать неоромантичности, народники и иные революционно настроенные разночинцы, старались действовать рационально. Только это получалось отнюдь не всегда: недоставало либо воображения, либо практичности. Им удалось даже убить императора Александра II, только что же дальше? А потом пошла череда терактов против высших чиновников – акции устрашения . Цели они добились: многие хорошие управленцы стали бояться занимать государственные посты. И дальше – России пала как государство, как империя, как самобытная культура.

Могла ли её миновать эта стезя? Безусловно, если б общество стало зрелым, более однородным и последовательным в осуществлении своих интересов – как в Европе. Но до этого даже в начале XX века было ещё далеко, ибо начинать совершенствоваться надо было десятилетиями ранее. Или идти своим путём, отличным от европейского, если он вообще мог существовать. Но тогда следовало объявить такую альтернативную программу российского прогресса.

Было тут, впрочем, ещё одно немаловажное обстоятельство, о котором знало почти всё тогдашнее общество: влияние западных настроений и идей, внедрявшихся злонамеренно и разрушительно. Главным и всегдашним врагом была Британия.

«Россия может миновать ту полосу мещанства, в которой невылазно завязла Европа», – так сформулировал Герцен основную идею народничества 50 50 Иванов-Разумник. История русской общественной мысли… Т. 2. С. 27. . Кстати говоря, Достоевский немало и саркастично писал о европейском мещанстве с его накопительством и расчётливостью в «Игроке», в «Подростке», в «Зимних заметках о летних впечатлениях», в «Опыте о буржуа». Но это ещё не социальная программа, а наблюдения и желания, которые были присущи наиболее чутким представителям русского общества. Только они не сказывались на самочувствии большинства, точнее, общество только ещё начинало становиться мещанским в 1870—1880-г годы. Общество, будь оно образованнее, обладай более развитыми социальными рефлексами, могло бы задаться проблемой мещанского, а скорее антимещанского, образа жизни, как этим задалось европейское в результате двух мировых войн.

Но в России пока почему-то в серьёзной ситуации побеждает технократическое мышление. Как мы его понимаем? Это по сути инженерный, технический подход к делу: если механизм не устраивает, придумывается новый, а прежний выбрасывается на свалку. Люди же при этом « оборачиваются » в другие «сущности». Только это не конструктивный подход к делу. В своё время маркиз де Кюстин обосновал подобное кардинальное решение в отношении России: «Я не устаю повторять: чтобы вывести здешний народ из ничтожества, требуется всё уничтожить и пересоздать заново» 51 51 Кюстин А. де. Россия в 1839 году… Т. I. С. 283. . Ну чем же не технократическое решение проблемы! И это ещё явная рекомендация большевикам: всего-навсего уничтожить народ и создать такой, какой тебе нравится.

Технократизм оправдан в ситуации кризиса и опасности, но в мирной и размеренной жизни он вредоносен. К сожалению, этой разницы российские управленцы зачастую не чувствуют.

Первым технократом был Пётр I 52 52 Один штрих, отмеченный В.О.Ключевским: Пётр «обладал сильным эстетическим чутьём; только оно развивалось у Петра несколько односторонне, сообразно с общим направлением его характера и образа жизни. Привычка вникать в подробности дела, работа над техническими деталями создала в нём геометрическую меткость взгляда, удивительный глазомер, чувство формы и симметрии; ему легко давались пластические искусства, нравились сложные планы построек; но он сам признавался, что не любит музыки, и с трудом переносил на балах игру оркестра». – Ключевский В. О. Сочинения: В 9 т. М., 1989. Т. 4. С. 39—40. , а отъявленными технократами – большевики. Но и император лишь продолжил удивительную традицию резкой «смены вех» в русском сообществе. Началась же она с покорения Древней Руси монголами, внезапно изменившими самоощущение русов. Мир для них перевернулся с ног на голову, «вехи» безмятежно-привычные сменились добродушно-жестокими.