Валерий Бондаренко - Юность длиною в сто лет. Читаем про себя. Моледежь в литературе XX-XXI вв.

«Коллектив есть группа взаимодействующих индивидов, совокупно реагирующих на те или иные раздражители».

«Несмотря на то, что отряд этот состоял из хороших, милых мальчиков, он натащил в нашу комнату несколько поколений вшей».

«Бандиты утром проснулись, как невинные младенцы, и пошли на работу».

«– Говорят все-таки, что вы сажаете хлопцев под арест? – Лично ты можешь не беспокоиться: арест существует только для моих друзей».

«Надо этим хлопцам нравиться, надо, чтобы их забирала за сердце непобедимая, соблазнительная симпатия, и в то же время до зарезу нужна их глубочайшая уверенность, что мне на их симпатию наплевать, пусть даже обижаются, и кроют матом, и скрежещут зубами».

Фильм Алексея Маслюкова и Мечиславы Маевской (1955 г.). В ролях: В. Емельянов, М. Покатило, Н. Крачковская, Ю. Саранцев, Р. Быков, П. Кадочников, Г. Юматов и др.

«Педагогическая поэма», 1955 г.

В 1927 году вышел один из лучших романов 20-х, вообще очень богатых на шедевры словесности, – роман Юрия Олеши «Зависть». Через тридцать лет автор его не без гордости и чисто польского щегольства заметит: «У меня есть убеждение, что я написал книгу «Зависть», которая будет жить века. У меня сохранился ее черновик, написанный от руки. От этих листов исходит эманация изящества». Впрочем, начиналась книга вопреки всем табу русской классики с самого физиологического момента: «Он поет по утрам в клозете. Можете представить себе, какой это жизнерадостный, здоровый человек».

«Он» – это начальник советского пищевого треста Андрей Бабичев. А рассказывает о нем его жилец, почти бродяга из «благородных» (ну, хотя б «образованных») Николай Кавалеров. Бабичев, добрая душа, пригрел этого паразита, а тот весь желчью исходит. Абсолютная несовместимость когда-то романтика, литературного батрака – и суперуспешного бюрократа новой России? Да, конечно. Андрей Бабичев мечтает решить главную проблему времени – накормить граждан СССР дешево и сердито, а именно создать сеть качественных столовых для трудящихся. Но Кавалерову-то летать (в смысле – «парить») охота! Да и просто горько сознавать себя обноском на обочине новой жизни.

То, что Кавалеров – тоже личность, автор убеждает нас тем хотя бы, что именно ему отдает свои самые головокружительные, самые яркие метафоры, которые, конечно, спорят сутью своей с простым и рациональным миром Андрея Бабичева.

То есть, чувства Олеши, скорее, на стороне Кавалерова? Неуютно ему среди людей новой России… Наверно, поэтому автор так щадит своего героя и находит ему, в конце концов, теплый угол «напостоянку» и добрую вдовушку в нем, и друга – более яркого и сильного, но такого же неисправимого романтика. И им окажется старший брат Бабичева – Иван.

А вот до чего доживет, что увидит в ближайшие пятнадцать лет поэтический обыватель Кавалеров, сын польского шляхтича Юрий Карлович Олеша в 27-м году как-то не прозревал…

Значит, книга «Зависть» – об опыте лузерства? Да, конечно.

Но этот опыт показывает, что неудачникам порой легче пережить эпоху, чем тем, кто считает себя ее истинными творцами и героями, ее «хозяевами»…

«Судьба моя сложилась так, что ни каторги, ни революционного стажа нет за мной. Мне не поручат столь ответственного дела, как изготовление шипучих вод или устройство пасек.

Но значит ли это, что я плохой сын века, а вы – хороший? Значит ли это, что я – ничто, а вы – большое нечто?»

«Вот самое главное: уйдите с треском. Чтоб шрам остался на морде истории, – блесните, черт вас подери! Ведь все равно вас не пустят туда. Не сдавайтесь без боя…»

«Так собираемая при убое кровь может быть перерабатываема или в пищу для изготовления колбас»

«Солнечный свет скользнул по плечу ее, она качнулась, ключицы вспыхнули, как кинжалы. Десятую долю минуты длилось разглядывание, и сразу же Кавалеров понял, холодея, какая неизлечимая тоска останется в нем навсегда – оттого, что он увидел ее, существо другого мира, чуждое и необыкновенное, и ощутил, как безысходно мило выглядит она, как подавляюще недоступна ее чистота…

Бабичев ждал ее, протянув руку.

– Валя, – сказал Кавалеров. – Я ждал вас всю жизнь. Пожалейте меня…

Но она не слышала. Она бежала, подкошенная ветром».

«– Выпьем, Кавалеров… Мы много говорили о чувствах… И главное, мой друг, мы забыли… О равнодушии… Не правда ли? В самом деле… Я думаю, что равнодушие есть лучшее из состояний человеческого ума. Будем равнодушны, Кавалеров! Взгляните! Мы обрели покой, мой милый. Пейте. За равнодушие. Ура!»

Эта книга гремела в 20-е. Написанная в 1926 –28 гг., она погружает нас в жизнь советской школы 1923/24 учебного года и так достоверна, что кажется порой документом эпохи. Что и в самом деле был такой 15-летний парнишка Костя Рябцев, заводной, насмешливый, в меру смышленый и очень искренний. Наверно, это самая откровенная книга о подростках в такой стыдливой советской литературе. «Половой вопрос» Костя решает и обсуждает с читателем честно и очень раскованно. Но кажется, только он и роднит нас теперь с этим пацаном. Потому что все остальное – ну очень непривычное. И школа, где не классы, а «группы», не учителя, а «шкрабы» (школьные работники), где самостоятельность учеников, что в учебе, что в самоуправлении доведена почти до пределов террора. Ребят всерьез оскорбляет обращение «дети», и этому есть свой резон. «Мы ведь перенесли голод, холод и разруху, нам и семьи приходилось кормить, и самим за тысячи верст за хлебом ездить, а некоторые в гражданской войне участвовали. Еще трех лет не прошло, как война кончилась».

Они дерзко самостоятельны, эти уже не «дети», и кажется, старорежимные «шкрабы» побаиваются юную поросль Страны Советов.

Ребята строят новую жизнь. По-своему, в стиле революционной эпохи, переосмысляют они даже детскую классику. Ставят, например, младшие «Золушку» – а вместо феи там агитатор в красной рубашке. Вот принц уже собирается жениться на Золушке, как «вдруг является тот самый агитатор в красной рубашке, провозглашает, что началось восстание, и начинает этого принца бить по шее. Принц бежит через публику, а в красной рубашке гонится за ним, и в это время на сцену выходят все, что были ряженые на балу, и вместе с сестрами поют «Интернационал».