Array Коллектив авторов - По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения

В этом отношении «петербургская повесть», едва намеченная в паре предложений «Меморандума», может рассматриваться как набросок фантастического рассказа о запредельном путешествии на край света – в Петербург, в Россию, куда угодно [13] В этом плане Бодлер как нельзя более близко с сходится с По: «N’importe où! n’importe où! pourvu que ce soit hors de ce monde!» – написанное на английском языке заглавие одной из самых характерных поэм в прозе («Anywhere out of the world!») подчеркивает коренную чужестранность национального гения. , лишь бы не остаться в рамках уготованного тебе удела, в пределах осточертевшей, но непреодолимой Америки. Бежать не только «куда угодно», но и каким угодно способом: даже ценой литературной подтасовки в собственной биографии. При этом невероятная сила выдумки По оказалась столь действенной, что именно «петербургский эпизод» стал предметом фантастических биографических домыслов, незамедлительно обретавших тем не менее вид достоверной исторической истины. Действительно, так и не написанная По «петербургская история» со временем стала обрастать такими гротескными подробностями, что может рассматриваться как самостоятельный культурный текст, тем более что претекст для него – плод капризной фантазии самого американского гения.

Одним из первых дописывать «петербургскую повесть» По взялся литератор и критик Джон М. Дэниел, который писал для целого ряда американских периодических изданий. Важно заметить, что когда его лживый некролог, впервые опубликованный 12 октября 1849 г. в «Richmond Semi-Weekly Examiner», был перепечатан в авторитетном «Southern Literary Messenger», то он вызвал такое возмущение читателей, что главному редактору издания пришлось приносить публичные извинения за неподобающую публикацию, порочащую честь и достоинство безвременно ушедшего из жизни автора [14] См. об этом: Richard C. Edgar A. Poe, journaliste et critique. P. 910. . Касаясь «русских злоключений» По, Дэниел буквально злорадствовал в злословии, присочинив к известному нам эпизоду умопомрачительные подробности, в которых к тому же сказались весьма своеобразные представления литературной Америки о России:

Когда мистер Аллан отказался платить его карточные долги, он порвал с ним и устремился прямо к грекам – времен Маркоса Боцариса и Греческой революции. Добравшись до Петербурга, он обнаружил, что деньги и энтузиазм его исчерпаны, и ввязался в склоки с российскими властями – неизвестно, то ли из-за свободы, то ли из-за денег. Во всяком случае, он чуть было не присовокупил опыт кнута и Сибири к своим и без того обширным знаниям людей и обыкновений и, с радостью приняв вмешательство американского консула Генри Миддлтона, вернулся домой с его помощью. В 1829 г. поступил в Военную академию Вест-Пойнт [15] Daniel J.M. [Obituary of Edgar A. Poe]. .

Подчеркнем сразу, что в некрологе Дэниела мы сталкиваемся с целой подборкой плевел, из которых в изобилии произросли самые ядовитые ответвления приснопамятной литературной легенды По. В ее дьявольском ореоле он представал настоящим чудовищем, обманывающим своих благодетелей, не имеющим друзей, изменяющим своим женщинам, беспробудно пьющим горькую, бродяжничающим и сутяжничающим. Разумеется, первую скрипку в оголтелой какофонии хулителей По сыграл не Дэниел, который, несмотря на беззастенчивое сочинительство и пересказ ричмондских сплетен, тем не менее высоко ценил творчество писателя, а уже упоминавшийся Руфус Гризуолд, весьма влиятельный деятель литературной Америки тех лет, сколотивший свой символический капитал на составлении антологий и написании биографий. Действительно, начиная с первого отклика на смерть По, напечатанного в «New York Daily Tribune» 9 октября 1849 г. и подписанного псевдонимом «Людвиг», и кончая пресловутым «Мемуаром», опубликованным вместе с предисловием к первому собранию сочинений По, ревнитель пуританского благочестия самозабвенно предавался патологическим измышлениям, в которых американский писатель изображался отщепенцем, сумасбродом и запойным пьяницей. В отношении петербургской истории По придумка Гризуолда была более чем показательной: посланник Миддлтон спас непутевого борца за свободу из русской тюрьмы, куда тот попал из-за учиненного в столице Российской империи «пьяного дебоша» («drunken debauch») [16] Griswold R.W . Memoir of the Author. .

Не только всемогущий Гризуолд, но и ему подобные горе-литераторы [17] Разумеется, кроме хулителей у По в Америке были защитники, отстаивающие его репутацию после смерти и оспаривающие клевету Гризуолда. Среди них можно назвать как близких ему людей (Мария Клемм, Фрэнсис Сарджент Осгуд, Сара Хелен Уитман), так и знающих его лично литераторов, как, например, Натаниэль Паркер Уиллис или Джордж Р. Грэм. Последний, редактор знаменитого «Грэмз мэгэзин», в 1854 г. напечатал благожелательную статью, где попытался оправдать алкоголизм По его бедностью и гениальностью. Об этом (p. 8) и о репутации По в Америке в целом см. в: Peeples S . The Afterlife of Edgar Allan Poe. старательно обливали грязью облик поэта и критика, которому при жизни часто случалось едко высмеивать середнячков от изящной словесности. Таким образом, продолжение «петербургской повести» По, предложенное автором некролога, опубликованного в «Richmond Semi-Weekly Examiner», равно как и другие версии этой истории, кочевавшие из одного издания в другое, в том числе в дореволюционной и советской России [18] Обстоятельный анализ хождений «петербургской легенды» По в русских литературных кругах представлен в работе А.В. Лаврова «Эдгар По в Петербурге: Контуры легенды». См.: Лавров А.В. Символисты и другие: Статьи. Разыскания. Публикации. Ср. также: Гроссман Дж. Д. Эдгар Аллан По в России: Легенда и литературное влияние. , могли бы просто сойти за нелепые свидетельства отсутствия у критиков По литературного вкуса и такта, если бы не одно прискорбное обстоятельство: россказни Гризуолда, Дэниела и иже с ними были положены в основу восхитительного литературного мифа По – про́клятого поэта avant la lettre, величественное здание которого воздвигалось с середины XIX столетия Барбе д’Оревильи, Бодлером и Малларме, одним словом, влиятельной французской поэтической традицией, бестрепетно вознесшей американского гения на пьедестал европейской культуры, но изрядно подмочившей при этом моральную репутацию поэта.

Действительно, как это ни прискорбно констатировать, именно Бодлер в ответе за то, что По вошел в европейскую литературу в обличье enfant terrible американской культуры. Не останавливаясь здесь на всех деталях создания этой полуневольной литературной мистификации , в которую, в сущности, вылились написанные французским поэтом очерки о жизни и творчестве По [19] Самые решительные шаги в разоблачении наиболее явных faux pas Бодлера в его трактовках жизни и творчества По представлены в работах выдающегося американского бодлероведа У.Т. Бэнди: Bandy W.T. Baudelaire et Poe: une vue retrospective; Idem. Baudelaire et Poe: vers une nouvelle mise au point. , заметим в отношении занимающего нас здесь сюжета, что Бодлер тоже внес свою лепту в популяризацию и преумножение «петербургских повестей» По, предложив два несколько отличных друг от друга и от американских лжеоригиналов варианта. Более того, можно сказать, что небольшая придумка автора «Гротесков и арабесок», злонамеренно преувеличенная в некрологе Дэниела, откуда Бодлер в изобилии почерпнул небылицы из жизни По, во вдохновенном переложении парижского поэта превратилась в замысел полноценного авантюрного романа с вполне эффектной концовкой: трудности, с которыми По якобы столкнулся в Петербурге, были, само собой разумеется, политического характера. Иными словами, в «русском эпизоде», рассказанном Бодлером, По и думать забыл о бедных греках: очутившись в Петербурге, американский вольнодумец, как будто чуть-чуть опережая незабвенного А.И. Герцена (1812 – 1870), решил продолжить дело декабристов и затеял какой-то политический заговор, за что и был схвачен царской охранкой и чуть было не отправлен в ссылку в Сибирь, от чего его и спас добросердечный посланник Миддлтон. Во всяком случае, именно такая или почти такая канва вырисовывается в одной из первых версий большого этюда, который Бодлер озаглавил «Эдгар По, его жизнь и его творения». Действительно, в той версии, что была опубликована в «Ревю де Пари» в марте – апреле 1852 г., Бодлер ясно дает понять, что злоключения По в Петербурге могли иметь касательство к противоправительственной деятельности: