Георгий Шевяков - Начала человеческой природы

Мы видим, как непонятно откуда и каким образом появилась первичная материя, давшая начало Вселенной, ибо сам вопрос о появлении предполагает предшествующее время, материю, пространство. Как в облаках туманностей и газа, или появляясь из вакуума, рождались звезды и планеты. Как на одной из таких планет в силу невыясненных до конца причин возникла Жизнь, и триллионы метаморфоз живых существ на протяжении миллиардов лет привели, в конце концов, к нам с вами.

Столь легкомысленное описание становления мира не должно, разумеется, внушать нам, что столь же легким и ясным был сам процесс. Это была и до сих пор есть битва. За каждым из сказанных слов стоит жесточайшая борьба за существование, схватки стихий и существ, отчаяние и покорность уходящих и неистовство победителей. И неважно, идет ли речь о живых созданиях или бездушных творениях земли и неба.

Мы безусловно соглашаемся ныне с тем, что человек произошел от обезьяны, ибо не находим никакого другого следа в прошлом Земли, который ведет к нам, кроме медленного, беспримерного по своей трудности обезьяньего восхождения. Но в самих этих животных мы не находим достаточно убедительных истоков тех качеств, которые мы приписываем себе и которые по нашему мнению не просто отделяют нас от них, но и являются нашим основанием. И если кто-то обратит здесь внимание на способность обезьян манипулировать предметами, усматривая в ней зачатки присущего нам труда, или на их сообразительность в тех или иных житейских ситуациях, приравнивая ее к нашему разуму, то манипулирование и сообразительность присущи обезьянам в такой же степени, как и другим животным – собакам, воронам, прочим. Не будем же мы говорить, что человек унаследовал от обезьян внешность, от собак преданность, от лебедей верность. Не слишком ли много родителей тогда появляется у нас. Как животные мы, безусловно, содержим в себе те или иные животные качества, но возведены они у нас в такую степень, в какой степени отличается, например, горящая электрическая лампочка от тусклого живого светлячка. И именно это обстоятельство вынуждает нас говорить о человеческой природе, о том нечто особенном в нас, что есть причина всего происходящего с нами и воплощается в нечто особенном вовне.

К тому же в отличие от религиозных воззрений научное мировоззрение не может совместить человека и мироздание. Любая вера показывает место человека в этом мире, наука это показать не может. Жалкие попытки на этот счет в виде антропного принципа или космического будущего лишь отражают достигнутый ею уровень понимания человека и действительности. Вечная незавершенность научного мировоззрения есть его достоинство и в то же время причина нашего вечного недовольства им.

Впервые вопрос о человеческой природе без ссылок на божественную суть прозвучал, насколько сохранили летописи, в Древней Греции. Именно тогда началось изучение людского феномена. Платон с его визуальным определением человека, как живого существа, и Аристотель, приписавший этому животному общественный характер, по-прежнему главенствуют в нашем понимании себя. Главенствуют не в силу авторитета, не потому, что первые открытия, как первая любовь, и в зрелые годы держат в узде наши сердца, но в силу провозглашения очевидного. Нам никуда не уйти от того, что по Платону человек есть «… животное на двух ногах, лишённое перьев» [1] Суждения Платона на самом деле намного глубже. По нему сущность человека – в вечной и бессмертной душе, вселяющейся в тело при рождении, которая восприимчива к знанию. В этом Платон видел родовое отличие от животного. На видовом же уровне по нему человек отличается от животного своими внешними особенностями. На основе этих отличий Платон сформулировал одно из первых определений сущности человека: «Человек существо бескрылое, двуногое, с плоскими ногтями, восприимчивое к знанию, основанному на рассуждениях». В качестве курьеза сохранился анекдот, по которому Диоген (Синопский) на определение Платона «Человек есть животное на двух ногах, лишённое перьев», ощипал курицу и принес к нему, объявив: «Вот платоновский человек!» На что Платон к своему определению вынужден был добавить «…и с плоскими ногтями». , пусть современное описание биологического вида Гомо сапиенс отличается от предложенного им. Нам также никуда не уйти от общественности и разумности человека, впервые высказанной Аристотелем [2] «Человек есть существо общественное», Аристотель, Политика. , потому что мы действительно таковы. И если с тех пор к последнему присовокуплено «… способное трудится» [3] По Аристотелю, чей авторитет до сих пор высок, труд – это не свойство людей, но удел рабов. , то добавление это пусть и позволило уточнить наше происхождение, но отнюдь не добавило ясности.

За прошедшие с тех пор две с половиной тысячи лет мы не так уж далеко продвинулись вперед в понимании себя. Эти годы, по крайней мере, для наиболее действенной – западной – философской мысли прошли в диспутах по поводу сложных сочетаний в человеке души и тела. Юм, Спиноза, Кант, Гегель и многие другие обращались к предмету «человек», но свет их мыслей постепенно гаснет, как гаснет свет покинутого путником костра. Мы еще помним эти имена, но крайне редко кто может вспомнить название их трудов, не говоря уже о сути их учений. Взращенные на христианских молитвах, на боговдохновенной человеческой душе – детище Платона – они искали в человеке бога и не находили его. Пришедшие им на смену Фрейд, Сартр, другие апеллировали к тем или иным человеческим качествам, абсолютизируя их, но человек наяву всегда оказывался и глубже, и сложнее. И нарастающая в современной философии словесная эквилибристика и религиозная ностальгия в полной мере отражают беспомощность царицы наук.

Стоит упомянуть, что, как и религии, философия подспудно и негласно исходит из наличия в человеке некоего темного начала [4] Христиане, например, это темное начало скорее отнесут к дьяволу вне человека. Но остается вопрос, что в человеке солидарно с дьяволом. – источника всех наших бед, ибо только люди вносят горе в мир; последнее обстоятельство, если задуматься, и лежит в основе всех учений и верований. Но в отличие от религий, предлагающих спасение в виде отречения от всего человеческого (индуизм), служения заветам отцов и послушания старшим (конфуцианство), постов и молитв (божественные религии), учения западных философов последних столетий взывают к разуму в человеке, к воспитанию и просветительству.

Апофеозом практической философии, призванной избавить людской мир от бед, явилось марксистское учение – быть может, наиболее цельное из всех научных теорий на наш счет. Общественное было поставлено во главу угла Марксом, для которого человеческая суть была вторичным фактором, следствием общественных, прежде всего экономических условий жизни. Кометой, несущей свет и смерть, ворвалось оно в свое время в земную атмосферу и на долгие годы погрузило человечество в испытание и этой идеи, и самих людей. Триумф и трагедия этого учения за неимением места не могут стать предметом нашего рассмотрения, но главный его итог, имеющий непосредственное отношение к предмету разговора, стоит упомянуть.