Хавьер Субири - О сущности

В конечном счете, сущность есть то, что объективно репрезентировано в понятии. Как таковая, она предшествует реальному и служит фундаментом его реальности в трех измерениях: как мера, или онтологическая истина реального; как внутренняя возможность реального; как идеальная вещь сама по себе.

Но это неприемлемо. В такой концепции сущности без разбора смешиваются между собой самые разные темы, а проблема сущности в ее глубинном основании остается нетронутой.

С одной стороны, это тема объективного понятия как такового. Если я абстрагируюсь от существования реальной вещи и образую понятие «того, что́» есть эта вещь, то объективное содержание этого понятия заключает в себе – примем это без дальнейших уточнений – чистое «то, что», или, другими словами, сущность вещи. Это правда; но отсюда даже отдаленным образом не следует, что сущность формально состоит в том, чтобы быть объективностью понятия: ведь объективное понятие сущности, как мы сказали, является последующим по отношению к реальной вещи и к «тому, что́» она есть. Стало быть, с одной стороны, мы имеем объективное понятие сущности, а с другой – нечто совсем иное: саму сущность. Но в силу некоего странного парадокса рационализм переворачивает термины и превращает объективное понятие в саму сущность. Как это стало возможным, и какое серьезное основание побудило к этому?

Дело в том, что рядом с темой абстрагирующей концептуализации реальной вещи возникает тема радикального начинания вещей, или, как сказал бы Лейбниц, тема божественной причинности. Причинное начинание вещей приводит в рационализме к отождествлению сущности с объективным понятием, что, по сути дела, оказывается квази-отождествлением логики и метафизики. И основания для этого очевидны: ведь Бог, первопричина, есть также интеллект. Как таковой, Бог, дабы производить вещи, познаёт «то, что́» он будет производить. Поэтому он регулирует свою причинность идеями, в силу чего они предшествуют вещам. А так как в них объективно представлено «то, чем» вещи будут реально, оказывается, что объектный термин этих идей не только предшествует вещам, но и образует чистую сущность реальности: «чистую» сущность, потому что она лишена реального существования. Таково esse essentiae [«бытие сущности»].

Так вот, помещать проблему сущности в такой горизонт означает ложно локализировать ее ab initio [изначально], причем ложно локализировать в двух измерениях.

a) Во-первых, путь интеллектуальной причинности приводит к обнаружению идей как предшествующих вещам и как индивидуальным образом исчерпывающего канона их индивидуальной реальности. Но это означает уводить вопрос в сторону: ведь божественная идея есть парадигма любой вещи, но только парадигма, или, как принято говорить, причина-образец. Она никоим образом не является сущностью вещи, потому что лишь тогда, когда вещь реализована в лоне идеи, она обладает сущностью как своим внутренним моментом. Смешивая сущность с интеллектуальной парадигмой, проблему сущности направляют по ложному пути, потому что под прикрытием идей замалчивают вопрос о том, что же такое сущность сама по себе, как реальный момент вещи. Прослеживание пути ее возникновения ничем не поможет нам в нашей проблеме: предшествование идеи оставляет в неприкосновенности проблему сущности.

b) Во-вторых, путь причинности приводит к различению «некоторым образом» того, что́ есть вещь, и факта ее реального существования. А в силу легкого сдвига эта дистинкция совпадает с чисто абстрагирующим образованием понятия того, что́ есть вещь, в «отвлечении» от ее реального существования. Тем самым проблема сущности направляется по пути ее противопоставления существованию. Еще раз: этим нас уводят в сторону от того, что же такое сущность сама по себе.

Итак, в самой постановке вопроса рационализм уклоняется от проблемы сущности, то есть от того, чтобы узнать, что такое сущность, взятая сама по себе (а не как противостоящая существованию) и как внутренний момент реальной вещи (а не как ее идеальная парадигма).

Отсюда следует, что «фундаментальный» характер сущности, как его понимает рационализм, формально неприемлем.

1. Во-первых, нам говорят, что радикальная истина вещи – это ее мера, или сообразность с ее объективным понятием: онтологическая истина. Разумеется, нельзя отрицать, что такая сообразность реально дана в вещах. Но является ли эта истина их радикальной истиной? Это вопрос, который равно затрагивает рационализм и средневековые метафизические учения. В самом деле, неоспоримо, что реальность «истинна» только в силу ее соответствия интеллекту. Но будет ли это соответствие, которое формально конституирует истину вещей, радикально и первично соответствием интеллекту как интеллекту «конципирующему»? Ответ на этот вопрос зависит от того, какая функция приписывается интеллекту в качестве первичной и радикальной, а значит, от того, что такое умопостигаемое и постигнутое как таковое. Если бы формальная функция интеллекта состояла в том, чтобы образовывать понятия, конципировать, или идеировать, тогда всякое соответствие интеллекту опиралось бы на соответствие понятиям, и радикальной истиной вещей была бы их онтологическая истина. Но – забегая вперед, выскажу соображения, к которым я еще так или иначе вернусь позже – формальная функция интеллекта состоит не в конципировании, а в схватывании реальных вещей как реальных. Образование понятий – позднейшая функция, которая опирается на эту первичную функцию и является производной от нее. Причем дело обстоит одинаково применительно к человеческому интеллекту и к интеллекту божественному. Первично Бог познает реальные вещи qua [как] реальные не в объективных понятиях qua понятиях, а в их «видении» qua реальных или реализуемых. Постигаемое и постигнутое формально есть реальное как реальное. В силу этого первичное и радикальное соответствие вещей интеллекту есть не соответствие понятиям, а это их пребывание в интеллекте схваченными в качестве реальных. Поэтому до онтологической истины (которую скорее следовало бы назвать концептивной истиной) имеется то, что я буду называть «реальной истиной» и что служит ее фундаментом. Реальная истина не извлекает нас из вещей, чтобы привести к чему-то другому, то есть к понятию, но, наоборот, состоит в том, чтобы вновь и вновь удерживать нас формально погруженными в реальную вещь как таковую, не выходящими из нее. Мы увидим это позже. Так вот, сущность вещи оказывается облеченной в эту реальную истину и, следовательно, составляет внутренний момент вещи, отнюдь не ее внутреннюю меру – ни в форме парадигмы, ни в форме объективного понятия. Следовательно, сущность не есть фундамент, предшествующий вещи, а онтологическая истина не есть радикальная истина реальных вещей.