Григорий Луговский - Роскошь человеческого разобщения

© Григорий Владимирович Луговский, 2015

© Григорий Владимирович Луговский, дизайн обложки, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Некоторые авторы так любят свои произведения (особенно этим страдают поэты, считающие себя проводниками какой-то «высшей воли», диктующей им свои послания), что тщательно протоколируют точную дату написания того, или иного творения. Иногда с точностью до секунд. А одна знакомая поэтесса кроме этого еще указывала и место, где ее настигло вдохновение – кухня, туалет и т. д.

Я не столь пунктуален, а свои тексты считаю продуктом собственного сознания. Хотя и вдохновения в форме каких-то биохимических процессов не отрицаю. Тем не менее, эта книга, состоящая из более полусотни разнородных текстов, я озаглавил «Боги моментов» по такой причине. Иногда нас преследует какая-то мысль, требующая выхода, выражения. Очевидно, что навязчивая мысль – итог каких-то внешних воздействий и необходимость ответа на них, снимающего напряжение. Вот такие мысли, которыми мы бываем одержимы время от времени, но затем освобождаемся от них, и есть «боги моментов». Они подчиняют нас на краткое время, а затем, излив какой-то вывод в форме текста, мы освобождаемся от докучливых «богов». И ждем появления нового «бога момента», который вдохновит нас на очередной поиск ответа.

Произведения данной книги выстроены в хронологическом порядке: от более ранних к самым свежим. Условно «Боги моментов» разделены на два больших блока: «эссе» (сюда вошли достаточно объемные и законченные произведения; часть из них ранее публиковалась в интернете) и «статусы и недописки». Второй блок состоит из коротких, часто афористических произведений, многие из которых были опубликованы как «статусы», или «посты» на моих страницах в соцсетях. «Недописки» – это незаконченные эссе, или наброски мыслей, требующих дальнейшей доработки. Но раз это «боги моментов», то для завершения «недописок» требуется ждать очередного «прилива», который оживит именно этого «бога». Конечно, «недописки» можно было бы назвать черновиками, набросками, но мне почему-то нравится именно это слово собственного сочинения. Возможно, оно меня вдохновляет. А все вдохновляющее необходимо брать на вооружение и использовать.

Тематически тексты «богов» касаются нескольких философских и культурологических проблем, которые можно условно представить в виде таких тегов: свобода, творчество, добро и зло, хаос, сакральное, философия, наука, СМИ, будущее, постмодерн, язык. Сквозной мыслью книги является и проблема сложности взаимопонимания между людьми.

1. Философия – единственная из наук, которая не имеет ничего сверх себя, то есть является и метаисторией, и метафизикой и т.д., она одна может выступать также и в качестве языка для объяснения себя. Сама философия только и может быть метафилософией.

2. В философии мы видим увлеченность знанием ради самого знания, в то время как другие науки (если мы «очистим» их от «философскости», присущей любой науке) заняты поиском практического знания, пользы. Уже Аристотель утверждал, что «все другие науки более необходимы, нежели она, но лучше нет ни одной» (Метаф., 1,2, с.22) и «эта наука единственно свободна, ибо она существует ради самой себя» (там же). Таким образом, «философскость», из которой в основном состоит философия, может считаться квинтэссенцией науки вообще, ибо суть ее – бескорыстная тяга к познанию, причем лишенному конкретного предмета. Как считал Аристотель, философия начинается с удивления и завершается открытием причин, снимающим состояние удивления (А. Н. Чанышев. Курс лекций по древней философии. – М., 1981, с. 350). Тем самым можно утверждать, что философия стоит особняком среди других наук и является не столько отражением объективной истины, сколько сублимацией нашего незнания. Первейшая задача философа – удовлетворение познавательной (или точнее пояснительной) потребности самого философа. Поэтому философ может быть самодостаточным, одиноким, как бог Аристотеля, занимающийся, как сегодня можно выразиться, созерцанием связей, или структур – идеальной философской деятельностью, полностью лишенной какой-либо предметности.

Реальная философия не может полностью оторваться от «мира сего», дарующего нам язык для мышления. Поэтому философия неизбежно метафорична (см.: А. М. Еременко. Метафоричность философского мышления// Философская и социологическая мысль, №1, 1990), т.е. вынуждена замещать то, чему нет аналогов в языке, описывающем мир предметов и явлений, символами. Тем самым философия удаляется от других, «опредмеченных» наук, и приближается к поэзии, которая, оперируя символами, выражает (экстериоризирует, то есть делает объективными, воплощенными) чувства автора (в этом смысле поэзии и философии принадлежит ведущая роль в процессе расширения возможностей языка). Философия изучает те чувства, интуиции, которые могут быть отражением какой-то реальности (Дж. Локк: «Нет ничего в сознании, чего ранее не было в чувстве») и в этом смысле она впереди всех наук, интуиции которых менее углублены, ибо слишком близки к реальности (предметам), опыту. Впрочем, любая наука в какой-то мере поэтична, так как ищет созвучия, соразмерности = закономерности. И в любой формуле не меньше созвучия, чем в поэтической строфе.

3. Последняя мысль подводит к выводу о том, что любая наука сводится к поиску структур, «созвучий», в которых и заключается научная истина. Современная наука все более превращает своих жрецов в чернорабочих, где труд – структурирование, подгонка, сбор фактов, наполняющих теоретические схемы (в гуманитарных науках цитаты тоже играют роль фактов). Существует тенденция обезличивания научного текста (см: В. В. Иванов Чет и нечет…), фигура автора теряется, как, собственно, и реальная его роль, ибо современная наука творится коллективно, а факт открытия нового может принадлежать даже компьютеру. Но философия упорно не хочет походить в этом на «чистую» науку, продолжая порождать многословные и многосложные авторские тексты. Философия остается кабинетной, наиболее экстенсивной наукой. Очевидно, традиционная философия с ее тягой к словам, к плану выражения, должна уступить, если она хочет стать наукой, структурной системе познания. В ХХ веке были попытки отделения науки философии от словотворчества философии, где «научность» находится в завалах образных фраз. В частности, структурализм можно считать одним из успешных способов преодоления «поэтичности» философии, ее «распредмечивания».