Владимир Мешков - Большевизм (понять и преодолеть)

В том же случае, когда объектом стремления является благо относительное, лишённое абсолютной ценности, а именно удовлетворение субъективных человеческих нужд и потребностей, мораль в силу некоторого логически неправомерного, но психологически неизбежного процесса мысли абсолютизируется и кладётся в основу всего практического мировоззрения.

Где человек должен подчинить непосредственные побуждения своего «Я» не абсолютной ценности или цели, а, по существу, равноценным с ними (или равноничтожным) субъективным интересам «Ты» (хотя бы и коллективного), там обязанности самоотречения, бескорыстия, аскетического самоограничения и самопожертвования необходимо принимают характер абсолютных, самодовлеющих велений, ибо в противном случае они никого не обязывали бы и никем бы не выполнялись. Здесь абсолютной ценностью признаётся не цель или идеал, а само служение им.

Это умонастроение, в котором мораль не только занимает главное место, но и обладает безграничной и самодержавной властью над сознанием, лишённым веры в абсолютные ценности, можно назвать нигилистическим морализмом.

Здесь символ веры есть благо народа, удовлетворение нужд «большинства». Служение этой цели есть высшая и вообще единственная обязанность человека, а что сверх того, то от лукавого. Именно потому нигилист не только просто отрицает или не приемлет иных ценностей – он даже прямо боится и ненавидит их. Нельзя служить одновременно двум богам, и если Бог «суть народушко» (М. Горький), то все остальные боги – лжебоги, идолы или дьяволы.

Деятельность, руководимая любовью к науке или искусству, жизнь, озаряемая религиозным светом, т. е. общением с Богом, всё это отвлекает от служения народу, ослабляет или уничтожает моралистический энтузиазм и означает опасную погоню за призраками. Поэтому всё это отвергается, частью как глупость или «суеверие», частью, как безнравственное направление воли.

Нигилистический морализм есть основная и глубочайшая черта духовной физиономии «борцов за народное счастье»: из отрицания объективных ценностей вытекает обожествление субъективных интересов ближнего («народа»), отсюда следует признание, что высшая и единственная задача человека есть служение народу, а отсюда следует ненависть ко всему, что препятствует или даже только не содействует осуществлению этой задачи. Жизнь не имеет никакого объективного, внутреннего смысла. Единственное благо в ней есть материальная обеспеченность, удовлетворение субъективных потребностей, поэтому человек обязан посвятить все свои силы улучшению участи большинства. Всё, что отвлекает его от этого, есть зло и должно быть беспощадно истреблено – такова странная, логически плохо обоснованная, но психологически крепко спаянная цепь суждений, руководящая всем поведением и всеми оценками нигилиста.

Для нигилизма характерна также противокультурная тенденция (подробнее в статье С. Л. Франка).

Понятие «народничества» соединяет: а) все основные признаки описанного выше духовного склада – нигилистического утилитаризма , который отрицает все абсолютные ценности и единственную нравственную цель усматривает в служении субъективным, материальным интересам «большинства» (или народа); б) морализм , требующий от личности строгого самопожертвования, безусловного подчинения собственных интересов (хотя бы высших и чистейших) делу общественного служения, и, наконец, в) противокультурную тенденцию – стремление превратить всех людей в «рабочих», сократить и свести к минимуму высшие потребности во имя всеобщего равенства и солидарности в осуществлении моральных требований. Народничество в этом смысле есть не определённое социально-политическое направление, а широкое духовное течение, соединяемое с довольно разнообразными социально-политическими теориями и программами.

Казалось бы, с народничеством борется марксизм; и действительно, с появлением марксизма впервые прозвучали чуждые нигилистическому сознанию мотивы уважения к культуре, к повышению производительности (материальной, а с ней и духовной), впервые было отмечено, что моральная проблема не универсальна, а в известном смысле даже подчинена проблеме культуры, и что аскетическое самоотречение от высших форм жизни есть всегда зло, а не благо. Но эти мотивы недолго доминировали; победоносный и всепожирающий народнический дух поглотил и ассимилировал марксистскую теорию. Различие между народниками сознательными и народниками, исповедующими марксизм, отразилось в лучшем случае в политической программе и социалистической теории и совершенно не имеет значения принципиального культурно-философского разногласия.

Высший, самый чистый и морально ценный тип народника, так называемого «культурного работника», т. е. интеллигента, который, воодушевлённый идеальными побуждениями, шёл «в народ», чтобы помочь крестьянину в его текущих насущных нуждах своими знаниями и своей любовью, с осуждением смотрел на суетность всех стремлений, направленных на более отдалённые и широкие цели. В этом типе народническая мораль выявила и воплотила всё, что в ней было положительного; он как бы вобрал в себя и действенно развил самый питательный корень народничества – альтруизм . Общественно-моральное течение, однако, быстро иссякло и было частью вытеснено, частью искажено и поглощено другой разновидностью народничества – религией абсолютного осуществления народного счастья, которая сыграла такую неизмеримо важную роль в общественной жизни в форме революционного социализма .

Нигилистический морализм или утилитаризм есть не только этическое учение или моральное настроение, он состоит не в одном лишь установлениинравственной обязанности служения народному благу; психологически он сливается также с мечтой или верой, что цель нравственных усилий – счастье народа – может быть осуществлена, и притом в абсолютной и вечной форме. Эта вера психологически действительно аналогична религиозной вере и в сознании атеиста заменяет подлинную религию.

Но как можно надеяться, что историческое развитие неизбежно приведёт к царству разума и устроению земного рая, если мир есть хаос и определяется только слепыми материальными силами? Однако жажда общечеловеческого счастья, потребность в метафизическом обосновании морального идеала так велика, что эта трудность просто не замечается, и атеистический материализм спокойно сочетается с крепчайшей верой в мировую гармонию будущего. В так называемом «научном социализме» этот метафизический оптимизм мнит себя даже «научно доказанным».