Вениамин Алехин - Душевный разговор. Диалог с Л. Н. Толстым

Руководство это не имеет никакого разумного объяснения, но оно-то и движет огромным большинством поступков всех людей. Руководство – это есть привычка жизни обществ людей, тем сильнее властвующая над людьми, чем меньше у людей понимания смысла своей жизни.

Руководство это не может быть определенно выражено, потому что слагается оно из самых разнообразных, по времени и месту, дел и поступков. Это: свечки на дощечках родителей для китайцев; это – паломничество к известным местам магометанина, известное количество молитвенных слов для индейца; это – верность своему знамени и честь мундира для военного, дуэль для светского человека, кровомщение для горца; это – известные кушанья в известные дни, известного рода воспитание своих детей; это – визиты, известное убранство жилищ, известные празднованья похорон, родин, свадеб. Это бесчисленное количество дел и поступков, наполняющих всю жизнь. Это – то, что называется приличным обычаем, а чаще всего, долгом и даже священным долгом.

И вот этому-то руководству, помимо объяснений жизни фарисеев и книжников, и подчиняется большинство людей.

Везде вокруг себя с детства человек видит людей, с полною уверенностью и внешнею торжественностью исполняющих эти дела, и, не имея никакого разумного объяснения своей жизни, человек не только начинает делать такие же дела, но этим делам старается приписать разумный смысл. Ему хочется верить, что люди, делающие эти дела, имеют объяснение того, для чего и почему они делают то, что делают. И он начинает убеждать себя, что дела эти имеют разумный смысл и что объяснение их смысла если не вполне известно ему, то известно другим людям. Но большинство других людей, не имея также разумного объяснения жизни, находятся совершенно в том же положении, как и он. И так невольно обманывая друг друга, люди все больше и больше не только привыкают делать дела, не имеющие разумного объяснения, но привыкают приписывать этим делам какой-то таинственный, непонятный для них самих смысл. И богатый, и бедный исполняют то, что делают вокруг них другие, и дела эти называют своим долгом, священным долгом, успокаивая себя тем, что то, что делается так давно таким большим количеством людей и так высоко ценится ими, не может не быть настоящим делом жизни.

Приходят в существование, родятся, вырастают новые люди и, глядя на эту сутолоку существования, называемую жизнью, в которой принимают участие старые, седые, почтенные, окружаемые уважением люди, уверяются, что эта-та безумная толкотня и есть жизнь, и другой никакой нет, и уходят, потолкавшись у дверей ее. Так, не видавший никогда собрания человек, увидав теснящуюся, шумящую, оживленную толпу у входа и решив, что это и есть самое собрание, потолкавшись у дверей, уходит домой с помятыми боками и с полной уверенностью, что он был в собрании.

Перерезываем горы, облетаем мир; электричество, микроскопы, телефоны, войны, парламент, филантропия, борьба партий, университеты, ученые общества, музеи… это ли не жизнь?

Вся сложная, кипучая деятельность людей с их торговлей, войнами, путями сообщения, наукой, искусствами есть большей частью только давка обезумевшей толпы у дверей жизни.

Влекомый истиной.Ваши слова можно было бы принять за иронию, но продолжающиеся в мире убийства людей и накопление оружия для массового уничтожения, невосстанавливаемое уничтожение окружающей природы; миллиард голодающих при возможности избавиться от голода – по-другому понять невозможно. Но как может человек войти в двери истинной жизни?

Л. Толстой.Жизнь человеческая начинается только с проявления разумного сознания, – того самого, которое открывает человеку одновременно и свою жизнь, и в настоящем, и в прошедшем, и жизнь других личностей, и все неизбежно вытекающие из отношений этих личностей.

Пробуждение человека к его истинной, свойственной ему жизни происходит в нашем мире с таким болезненным напряжением только от того, что ложное учение мира старается убедить людей в том, что призрак жизни есть сама жизнь и что проявление истинной жизни есть нарушение ее.

Ложное учение утвердило его в мысли, что жизнь его есть период времени от рождения до смерти; и, глядя на видимую жизнь животных, он смешал представление о видимой жизни со своим сознанием и совершенно уверился в том, что эта видимая им жизнь и есть его жизнь. Въевшееся в него ложное учение мешает ему признать свою ошибку: он не может отказаться от своего представления о жизни, как животного существования.

Разум человека ложно направлен. Его научили признавать жизнью одно свое плотское личное существование, которое не может быть жизнью.

Рассматривая во времени, наблюдая проявление жизни в человеческом существе, мы видим, что истинная жизнь всегда хранится в человеке, как она хранится в зерне, и наступает время, когда жизнь эта обнаруживается. Обнаружение истинной жизни состоит в том, что животная личность влечет человека к своему благу, разумное же сознание показывает ему невозможность личного блага и указывает какое-то другое благо. Разумное благо не видно, но личное благо начинает уничтожаться, и в человеке начинает устанавливаться новое отношение его животного к разумному сознанию. Человек начинает рождаться в истинной человеческой жизни.

Мы не можем видеть рождение этого нового существа, нового отношения разумного сознания к животному, так же, как зерно не может видеть роста своего стебля. В прорастающем зерне мы видим только, что жизнь, жизнь, бывшая в оболочке зерна, теперь уже в ростке его.

Точно так же и в человеке с проснувшимся разумным сознанием рождается новое существо с новым отношением разумного сознания к животному.

Истинная жизнь человека, проявляющаяся в отношении его разумного сознания к его животной личности, начинается только тогда, когда начинается отрицание блага животной личности. Отрицание же блага животной личности начинается тогда, когда пробуждается разумное сознание.

Влекомый истиной.Но что же такое это разумное сознание?

Л. Толстой. Евангелие Иоанна начинается тем, что Слово, logos (Логос – Разум, Мудрость, Слово) есть начало, и что в нем всё и от него всё; и что поэтому разум – то, что определяет все остальное, – ничем не может быть определяем.

Разум не может быть определяем, да нам и незачем определять его, потому что мы все не только знаем его, но только разум один и знаем. Общаясь друг с другом, мы вперед уверены, – больше, чем во всем другом – в одинаковой обязательности для всех нас общего этого разума. Мы убеждены, что разум и есть та единственная основа, которая соединяет всех нас, живущих, в одно. Мы знаем и нам нельзя не знать разума. Нельзя, потому что разум – это тот закон, по которому должны жить неизбежно разумные существа – люди.