Коллектив авторов - Вопрос национальной идентичности в контексте глобализации

Эти рассуждения являются хорошей иллюстрацией сложности и даже невозможности межконфессионального диалога, обмена опытом, достижения взаимопонимания. А между тем в современных условиях возрастает значимость религиозного фактора. Переселяясь на территории чужих государств, люди испытывают определенные психологические трудности, чреватые эмоциональным срывом. Люди связывают свою национальную идентичность с принадлежностью к определенной религиозной конфессии. Это препятствует плодотворному культурному сотрудничеству – важнейшему средству консолидации общества. В этих условиях могут возникать серьезные риски межэтнических и межконфессиональных конфликтов.

Владеем ли мы информацией о географическом распространении и количественном составе населения нашей страны, приверженного различным конфессиям. Что мы знаем о язычниках, например? А это – народы Крайнего Севера, Якутии, Севера Башкирии, Горного Алтая. У нас есть целые регионы компактного проживания мусульман (Башкирия, Татарстан, большинство республик Северного Кавказа. Буддисты преобладают в Туве, Бурятии, Калмыкии. И каково количество так называемых неверующих в нашей, в прошлом атеистической стране? Называя себя верующим, не лукавит ли политик подобно коммунистам, тайком крестивших своих детей? И оправдана ли сегодня претензия на учреждение православного государства на территории РФ?

Серьезные проблемы могут инициироваться не всегда взвешенной политикой предпочтения православия как единственной опорой власти, намерением распространить свое влияние в общеобразовательные школы, где обучаются дети различных национальностей и верований. Характерный пример: церковные иерархи вынашивают идею использования в войсковых частях надувных храмов. Абсурдность самой идеи, не учитывающей реальности современной войны, вооруженных столкновений, очевидна. Но беспокоит и другое: а в мирное время? Ведь наша армия состоит не только из православных. Да, говорят иерархи, отведем для других свои комнатки, помещения, где они смогут молиться. Значит, для православных – храм (хоть и надувной) а для остальных – «помещения»? О каком диалоге может идти речь в этих условиях? Мы недостаточно владеем информацией о межэтнических и межконфессиональных конфликтах, возникающих на бытовой или иной почве. В любом случае возможность таких столкновений реальна. Поэтому последовательная реализация принципа светского государства, утвержденного Конституцией РФ, – как никогда актуальна.

Необходимо различать индивидуально-личностное переживание Бога и религию как содержание живого опыта массового сознания, сформированного воспитанием и религиозным образованием. Религия – это абстракция, реально существуют конкретно-исторические религии и религиозные сообщества, продуктивный диалог между которыми либо невозможен как по причине исторической (и географической) дистанции, так и в силу неприязненного и даже враждебного отношения друг к другу.

Претензии христианства или ислама на монопольное решение сложнейших проблем смысла жизни, морального выбора путем постулирования высших ценностей, выходящих за рамки кругозора смертного индивида, далеко не безупречны Понятие высшего идеала, морального Абсолюта формируется и в светском мышлении. Формирование ценностных ориентацией не должно быть монополией церкви или государства, эту функцию осуществляет культура в целом, обеспечивая преемственность живого, личностного опыта поколений. Наше будущее – диалог национальных культур, пропаганда их достижений, уникальности, уважительное отношение к богатству культурно-исторического опыта человечества.

Ясное сознание своих обязанностей по отношению к отечеству и верное их исполнение образуют добродетель патриотизма

В. Соловьев [7] Соловьев В. Национализм. Патриотизм. Из энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона // Новый Вавилон. 1994. № 1. С. 35.

Нравственное достоинство нации в современную эпоху состоит, на наш взгляд, прежде всего, в умении выстраивать отношения с другими нациями и народами. Гражданская мораль нации формируется в добрых отношениях с другими людьми, уважении к соседу, стремлении к милосердию, умению прийти на помощь в трудное время. «Если страна ведет себя с соседями подобрососедски, а с малыми народами, входящими в ее состав, по-доброму, то это позволяет относиться к ней как цивилизованной державе» [8] Фрагмент интервью с Дмитрием Сергеевичем Лихачевым из его книги “Заметки и наблюдения // Из записных книжек разных лет”. http://yro.narod.ru/pressa/21/str3.htm . Это и есть высшее проявление политического реализма.

Патриотизм, с одной стороны, означает открытость, взаимообогащение различных национальных культур, но с другой стороны, он – опасный материальный и культурный источник национализма, который может способствовать отторжению народов друг от друга, превращению патриотического сознания в консервант неприятия одного народа другим, культивировать ксенофобию и эксепшионализм. Мы хотим рассмотреть некоторые аспекты этого феномена на примере социально-политических реалий Южной Осетии.

Ключевая особенность политической истории Южной Осетии XX века заключается в том, что начиная с 20-х гг., и, заканчивая августом 2008 г., Южная Осетия несколько раз становилась объектом агрессии со стороны Грузии, независимо от того, какой политический режим был в этом государстве.

С 1918 по 1921 г. грузинские войска несколько раз предпринимали попытки изгнать осетин со своей земли, уничтожить осетинский этнос и осетинскую культуру, «упразднить» историю Южной Осетии. В мае 1920 г. правительственные войска Грузии развернули крупномасштабные военные действия на всей территории Южной Осетии. Правительство грузинских социал-демократов во главе с Ноем Жордания приступило к этническим чисткам и геноциду, стремясь «ликвидировать раз и навсегда всем надоевший осетинский вопрос… путем поголовного истребления осетинского населения. Есть Грузия, но нет Южной Осетии» [9] Блиев М. Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений. М: 2006. С. 369. .

Это было начало курса на поголовное истребление осетин. Вооруженный странами Антанты грузинский карательный отряд, имевший приказ разрушить все осетинские поселения и изгнать всех мирных жителей, вторгся в Южную Осетию. Регулярные войска Грузии, которую поддерживала Лига наций, прошли огнем и мечом по всем ущельям Южной Осетии. Практически все сёла были сожжены и разорены; было организовано массовое убийство, в том числе, в городе Цхинвал. Более 50 тыс. человек были вынуждены спасаться бегством в Северную Осетию, многие из них стали жертвами голода, холода, тифа и холеры. Всего было убито и погибло более 5 тыс. человек, из них около 3 тыс. женщин и детей. Только спустя 70 лет – 20 сентября 1990 г. Юго-Осетинский областной Совет народных депутатов в своём постановлении квалифицировал события 1920 г. как геноцид осетинского народа.