Виктор Кротов - Книга без титула и комментарии к ней. Ориентирование во внутреннем мире

Всякое суждение либо субъективно, либо гипотетично. Суждение либо является попыткой выразить ощущения, либо основано на какой-то гипотезе об их происхождении (или само по себе является такой гипотезой). Тем самым суждения делятся на два типа: «таково моё ощущение» (субъективные суждения) и «это есть так» (гипотетические суждения, сколь бы ни были они безапелляционны по форме выражения).

Выбор и даже принятие гипотез – это не церемония, освящающая их и навсегда включающая в мировоззрение. Гипотезы – это одежды, которые можно выбирать и примеривать, менять часто или изредка, сообразовывать с новым периодом духовного развития.

В слове «гипотеза» нет ничего, что умаляло бы одно суждение или воззрение перед другими. Предположения умных дороже убеждений глупцов.

Гипотеза, утвердившая себя в сознании до очевидности, может быть названа истиной, как человек может быть назван королём или императором. Однако эти звания не гарантируют от свержения с престола.

Одним из примеров философского отчуждения при переходе от гипотезы к постулату является так называемый «основной вопрос философии». Решение о соотношении внутренних и внешних ощущений (онтологическом или гносеологическом) не может быть найдено научно, но и не может быть оставлено предположительным при разработке философской системы, претендующей на полноту. Поэтому гипотеза, увязанная с остальными тезисами системы, становится постулатом, но при этом она именуется истиной и сопровождается комментариями, призванными играть роль доказательств. Таким образом, вопрос снят, можно поставить точку или даже восклицательный знак. Однако совесть философа всегда напоминает ему, что здесь наиболее уязвимое место его системы, – и поэтому именно здесь он встретит в штыки любое иное воззрение. Ахиллесовой пятой здесь становится стремление к полноте системы, к её логической стройности.

Осознать происхождение, источник, природу ощущений и чувств, разумеется, можно. Но если делать это честно и последовательно, то всякое такое осознание сводится либо к вере, либо к гипотезе – какую бы конкретную форму оно ни принимало, каким бы «-измом» или «-анством» ни называлось.

У Станислава Лема есть рассказ о человеке, конструировавшем аппараты, в которых электронные устройства воспроизводили в точности всё то, что мы считаем человеческим сознанием. В каждом была смоделирована индивидуальная совокупность чувств, питаемых внешними и внутренними ощущениями («внутренними» лишь в принятой выше терминологии – там они вводились извне, как и «внешние», но воспринимались как внутренние). Если такую фабулу представить технически осуществимой – будет ли это имитацией или созданием сознания? И могу ли я логически удостовериться, что моё сознание не создано подобным образом?..

«Разве всемогущий Бог не мог бы вызывать в наших чувствах те же ощущения, какие вызывает присутствие предметов? Но если бог может это делать, как доказать, что он в этом отношении не пользуется своим могуществом и что вся Вселенная не есть только явление?..

Если мы более уверены в нашим собственном существовании, чем в существовании тел, последнее, следовательно, является лишь вероятностью, которая, без сомнения, очень велика и практически эквивалентна очевидности, но которая остаётся всё же лишь вероятностью».

«Вопрос, имеют ли вещи вне нас объективную реальность, лишён всякого разумного смысла. Мы по своей природе вынуждены утверждать, что определённые объекты нашего ощущения существуют вне нас; мы не можем иначе. Этот вопрос почти столь же абсурден, как и вопрос, является ли синяя краска „действительно синей“? Мы не в состоянии выйти за пределы этого вопроса». 22 22 Лихтенберг, Георг Кристоф; 1742—1799; Германия; писатель, учёный

«Мы должны лишь заботиться о том, чтобы наши рассуждения о свойствах вещей согласовались с ощущениями, получаемыми от них, то есть чтобы то, что мы мыслим о них, вполне согласовалось с опытом». 23 23 Мальбранш, Никола; 1638—1715; Франция; философ

С кибернетической точки зрения, сознание представляет собой некий «чёрный ящик», в котором происходит взаимодействие обрабатывающей программы (блоками которой служат чувства) с обрабатываемыми данными (внешние и внутренние ощущения). Результатом этого взаимодействия является новая информация (такие внутренние ощущения, как эмоции и умозаключения), которая, возникая, также немедленно пускается в обработку.

Человеческое достоинство обычно считает такой подход унизительным, связанным с признанием автоматизма жизни и мышления. Но человеческое существование основано на многих механических структурах (скелет, например) или, скажем, на биохимических процессах. Ничего плохого в этом нет. Унизительны не механические основы жизни, а механический её результат.

Любое свойство мира – это, по сути, свойство сознания считать что-либо свойством мира.

Каким образом сознание могло бы постичь природу, происхождение тех ощущений, с которыми имеет дело? Любое постижение – будь то научное познание или религиозное озарение – само будет внешним или внутренним ощущением. Каждый из нас при этом как бы получает анонимное письмо (первоначальные ощущения, образующие некоторое представление о своей личности и о мире), вслед за которым приходит новое письмо (постижение) с указанием автора предыдущего. Но второе письмо также анонимно, не в смысле отсутствия подписи, а по своей сути. Достойно ли оно большего доверия? Не нуждаемся ли мы в третьем письме – со сведениями (опять неизбежно анонимными) об авторе второго письма? В четвёртом? В пятом?..

Разорвать эту бесконечную цепочку сомнений можно лишь с помощью ощущения доверия к очередной подписи, порождающего веру в неё.

«Предпочтительнее всякий раз, когда это оказывается возможным, помещать источник тайны в нас самих; таким образом мы по возможности сократим пагубную область заблуждений, разочарования, бессилия». 24 24 Метерлинк, Морис; 1862—1949; Бельгия; драматург, поэт

Утверждение невозможности логического доказательства того, что материя объективна, что внешний мир существует независимо от нашего восприятия, только тогда оказалось бы бесполезным и абсурдным, когда сопровождалось бы отрицанием чувства уверенности в реальности окружающего. Отказ же от теоретических фикций скорее очищает и укрепляет это чувство.