Галина Соколенко - Оттенки души. Жизнь глазами психолога

Но все же неплохо бы помнить, что мир всегда больше твоих представлений о нем, и что бы ты о нем сейчас ни думал, скорее всего, ты и в этот раз ошибаешься. Самоиронии вам и гибкости в познании мира…

А если честно, не люблю я ваше лето. Ну не восхищают меня солнечные зайчики – от них в глазах рябит. И жара не радует – от нее мысли становятся вязкими, а тело вялым. И от мороженого – стылое горло и ангина на утро.

Вот осень – это да. Дождь, слякоть, серая мгла и пронизывающий холодок – вот чудесный набор. У меня от дождя сознание как будто умывается – таким ясным становится. А от серости будней – покой наступает и тишина на сердце.

И, между нами говоря, эта ваша «нацеленность на успех» и «неутомимость на пути к цели» тоже мне не по душе. Я, знаете ли, люблю пофилонить где-то на середине пути, или даже в начале, а иногда и вместо пути… Посидеть за чашечкой мечты, порисовать бесполезные, но красивые звездочки в ежедневнике, или просто покрасоваться перед зеркалам, выбирая лучший ракурс для несуществующей фотосессии. И нет у меня в этот момент и в помине никакого чувства вины. Так, разве что, легкое беспокойство на предмет того, чтобы никто не застукал…

И если уж на то пошло, то к этой всеми любимой загранице я тоже никаких чувств не питаю. Ни к шезлонгам, ни к морям, ни памятникам архитектуры. Ну, видела я древние храмы, зимние дворцы и столетние статуи. Храмы как храмы. Статуи как статуи. Дворцы как дворцы. Много раз честно старалась, никакой благодати и умиления не ощутила. Мне бы к речке, в плетеное креслице, под клетчатый плед и перед пляшущим костром. Все. Месяц могу так жить, и чувствовать себя так, как будто к щеке Бога прикасаюсь.

И, если уж начистоту, то и Бога вашего я не люблю. Того, который заставляет страдать, чтобы смыть какие-то там грехи в прошлой жизни, про которые я в этой ни сном, ни духом… Того, который сначала сделал меня со свободой выбора, а потом искушенно наказывает за то, что этой самой свободой выбора, по глупости и без присмотра я натворила. Того, который не слышит меня, только если я не обращусь к нему на специально вызубренном, давно мертвом языке. Того, который через своих адептов на любой, даже самый пронзительный крик души отвечает: «Бог терпел и нам велел…»

У меня свой Бог. Он добрый, и любит меня, а не наказания. Он прощает меня за любой выбор, потому что любит без условий. Он дает мне ошибаться, чтобы я научилась, а не чтобы стать потом мишенью для презрения праведников. Он показывает свою мощь, чтобы я знала, что он сильный и могу на него положиться, а не чтобы держать меня в страхе. Он посылает трудности, но для того, чтобы я нашла выход, а не для того, чтобы наказать. Он готов подсказывать и объяснять через людей, обстоятельства и знаки. Он обнимает меня, если сильно попросить. И мой Бог всегда оставляет выход. Всегда.

Каюсь, но не могу я похвастаться и любовью ко всем ближним. Есть среди братьев по вселенной те, которые мне не нравятся. Вообще не нравятся. И не понравятся ни за какие коврижки. А некоторых так вот, знаете, собственными бы руками куда-нибудь в другую вселенную спровадила.

Что, не нравлюсь я вам? Отлично, значит и у вас тоже есть Свое Мнение, и я искренне надеюсь, что оно именно ваше, а не культурно-социально-телевизионно взращенное;)

Ты полюбил меня еще тогда, когда я плевалась огнем в каждого, кто смел мне перечить и носила латы, тщательно собранные из сарказма, целеустремлености и прочей интеллектуальной лажи, помогающей скрывать пустоту жизни.

Ты полюбил меня еще тогда, когда приходя к тебе в гости, я сначала протискивала в двери разбухшее, а потому очень чувствительное эго, и только потом вваливалась сама.

Ты полюбил меня еще в ту пору, когда я, брызгая слюной, безжалостно клеймила чужие пороки, не замечая своих. Когда пыхая сигаретным дымом, я отравляла твою кухню, а выплескивая свой словесный яд – твое существование.

Ты полюбил меня еще тогда, когда я махала налево и направо наспех и неумело взращенной нелепой мужикастостью, пытаясь уравняться с мужчинами в достигаторстве в поисках иллюзорного социального счастья.

Ты полюбил меня еще тогда, когда я называла женщин, посвятивших себя дому, не иначе, как курицами, и на всякий случай убедительно и концептуально объясняла, почему я для тебя такой становиться не собираюсь и если ты хочешь есть, то вот тебе макароны и майонез.

Я лихо скакала по жизни, волоча, за собой, как гирю, скрюченную аниму – остатки моей женской самости, и уже была готова вот-вот с ней расстаться навсегда, как с чем-то мешающим и доставляющим только боль и страдания…

А ты взял и полюбил меня.

Наверное, ты сумел разглядеть во мне нечто иное, чем то, что я так старательно показывала, или может божественные силы ослепили тебя на то время, пока ты выбирал себе спутницу жизни, потому что иначе меня было не пристроить, а может ты просто чего-то не то выпил или съел и временно потерял способность мыслить рационально.

Иначе как объяснить, что ты выбрал женщину, обещающую стать главной неприятностью твоей жизни?

Ты полюбил меня уже тогда, и я не знаю – почему. Но это не так уж и важно. Просто спасибо, что ты сумел дотерпеть до сегодня…

Если тебе страшно, то это повод отделить главное от пустого. Понять, что на земле не так уж много людей, которые захотят знать о твоем страхе, и среди сотен твоих друзей на фейсбуке едва ли найдутся двое или трое, готовых разделить твою тревогу. А поняв, позвонить им и сказать «спасибо, что вы есть».

Если тебе страшно, то это шанс вспомнить, какой ты маленький, и как величественна и необъятна наша Вселенная. Как мало ты значишь для нее, и как много она значит для тебя. А вспомнив, попросить у нее прощения.

Если тебе страшно, значит пришло время узнать, что ты больше, чем то, чего ты боишься. Что у тебя могут отнять все – работу, благополучие, здоровье, близких; но даже и тогда – ты останешься. Даже если у тебя отнимут настоящее и будущее, твое прошлое навсегда останется с тобой, и никто ни в силах у тебя его отобрать.

Если тебе страшно, то это повод вернуть долг своим родителям, и, как они берегли тебя от своих проблем в детстве, так и ты можешь сейчас уберечь их – от своих. Хотя это не так-то просто – не сказать о своей беде тем, кому больше всего хочется сказать.

Если тебе страшно, то это повод стать образцом силы и мужественности для близких, чтобы они, глядя на тебя, верили, что когда к ним придет беда, они справятся, раз справляешься ты.

Если тебе страшно, и раз уж все равно не спится, то можно разглядеть все звезды на небосклоне, доступные твоему обзору с третьего этажа типовой девятиэтажки, – раньше тебе на это всегда не хватало времени.