Сергей Данилов - Эволюция канадского федерализма

Известно, что до начала выделения конституционно-правовой науки из философии, т. е. приблизительно до конца XVIII – начала XIX в., ранние, классические исследования федеративной формы государственного устройства почти без исключений ограничивались институциональным анализом. В качестве предметов изучения авторами этого периода рассматривались только те государственные и политические институты, существование которых было непосредственно закреплено нормами позитивного права. Даже во второй половине XIX в. философы и юристы-конституционалисты при анализе федерализма игнорировали, в частности, существование и вклад таких уже функционировавших институтов, как федерально-субъектные конференции, политические партии. При не отличавшемся развернутостью исследовании нормативно-правовой базы государственных институтов главное внимание отводилось анализу норм, содержащихся в конституционно-правовых актах, которые ученые далеко не всегда отделяли от законодательных актов. Классиками философской и юридической мысли было сделано недостаточно попыток вскрыть и идентифицировать разрыв, намечавшийся между юридической и фактической конституцией федеративных государств. [9] Подробнее см.: Heard A . The Canadian Constitutional Conventions. Marriage of Law and Politics. Oxford; N. Y.: Oxford Univ. Press, 1991. Р. 39–40; Marshall G. The Constitutional Conventions. Oxford: Clarendon Press, 1986. Р. 7–9, 16; Oliver M. The Passionate Debates. Confederation or Federation? Montreal: Vehicule Press, 2001. P. 228–239. Такие правовые источники регулирования федеративных институтов и правоотношений, как конвенциональные нормы, правовые прецеденты, судебные толкования, подзаконные нормативные акты, по сути дела оставались вне изучения при сложившихся тогда методах анализа. Совсем выпадали из академического исследования финансово-экономические факторы функционирования федеративных государственных институтов.

Всегда подвижные отношения между федеральным центром и субъектами федераций рассматривались аналитиками вплоть до конца XVIII в. исключительно в их статике как нечто раз и навсегда данное, застывшее. Не обсуждалась даже теоретически возможность появления в федерациях субъектов, наделенных «специальным статусом». [10] Whitaker R. Federalism and Democratic Theory. Essays in Principles and Their Implementation. 2nd ed. Montreal; Kingston: McGill-Queen’s Univ. Press, 2000. P. 25–31. Такое состояние исследований федерализма, безусловно, отражало тогдашнюю неразвитость федеративных институтов и отношений, крайне малое количество примеров действующего федерализма. Аналитикам при рассмотрении данной тематики приходилось в значительной мере опираться на первоисточники о малочисленных федеративных государствах, существовавших в Античное время и в Средневековье (Ахейский и Пелопоннесский союзы, Нидерланды, Швейцария и т. д. [11] См.: Federalist Papers. Essays by Hamilton A., Madison J. and Jay J. / ed. by J. Brock. L.: Dent Publishers, 1997. P. 72–74, 234–236. ). В административно-территориальной организации этих образований были сильны элементы конфедерации, что порождало в дальнейшем путаницу во многих понятиях, оценках и выводах. Нельзя не отметить также того обстоятельства, что целый ряд видных западных мыслителей, например Н. Макиавелли, Ж. Боден, Дж. Вико, Б. Спиноза в странах романо-германского права, Т. Гоббс, Й. Бентам, Дж. С. Милль и Г. Спенсер в странах «общего права», плодотворно исследовавшие такие фундаментальные проблемы на стыке гуманитарных наук, как природа права и государства, верховенство закона и права, общее и особенное в формах правления, сущность политических режимов и т. д., не видели актуальности тематики федерализма, во всяком случае не уделяли ей заметного внимания.

Тем не менее в работах исследователей XVIII—XIX вв. было впервые раскрыто многое общее и особенное в существовавших ранее вариантах федерализма, поставлен и исследован ряд принципиальных вопросов организации и функционирования федеративного государства. [12] Подробнее см.: История буржуазного конституционализма XVII–XVIII вв. М.: Наука, 1983.

Первый из такого рода вопросов – раскрытие основополагающих особенностей федеративной формы государственного устройства, отличающих ее от унитарного государства. Ответ был сформулирован тогдашней правовой наукой, еще не отделившейся от философии, в следующем виде. В противоположность унитарному государству федерация представляет собой «двойственное (дуалистическое) государство» – государство с двумя уровнями государственной власти, между которыми нет отношений прямого подчинения. Федерация может существовать главным образом в территориально компактных, малых и средних государствах, тогда как территориально протяженным, большим государствам изначально, органически присуще стремление к унитарному государственному устройству. Федеративная форма административно-территориальной государственной организации призвана совмещать лучшие стороны территориально незначительных государств (правление посредством закона, политической демократии) с сильными сторонами больших государств (безопасность отдельных лиц и страны). В наиболее концентрированном виде данные концептуальные построения были сформулированы Ш. Л. Монтескьё в его классическом системно-комплексном исследовании «O духе законов», [13] Монтескьё Ш. Л. Избранные произведения. М.: Госполитиздат, 1955. С. 268–269. См. также: Banks M.-F. Understanding Canadian Constitution. L. (Ont.): Univ. of Western Ontario Press, 1991. Р. 11–16; Reconciling the Solitudes. Essays on Canadian Federalism and Nationalism / ed. by G. Laforest, M. Trebilcock. Montreal; L.: McGill-Queen’s Univ. Press, 2003. P. 457–458. которое носило одновременно философский, правовой и исторический характер.

Вторым вопросом об организации федераций закономерно является вопрос о природе суверенитета в федеративном государстве, который всегда имел и имеет существенное практическое значение. То или другое его решение независимо от чьих-либо субъективных намерений ложится в основу распределения компетенции между общефедеральными органами и органами власти субъектов данной федерации, а также предопределяет многие (хотя и не все) компоненты их взаимоотношений, помогает очертить пределы прав и обязанностей, вменяемые каждому из двух уровней государственной власти.

Ранее других в науке конституционного права получила распространение теория разделения суверенной власти в федеративном государстве между федерацией в целом и ее субъектами (концепция «дуалистического федерализма»), выдвинутая в свое время (конец XVIII в.) в правовой семье «общего права» на основе переосмысленных оценок Дж. Локка и Монтескьё видными американскими теоретиками и государственными деятелями Дж. Медисоном (1751–1836) [14] The Federalist Papers… P. 110–157 и др. и Т. Джефферсоном (1743–1826). В правовой семье романо-германского права эта концепция нашла поддержку у французского теоретика А. де Токвиля (1805–1859). [15] Токвиль А. де. О демократии в Америке. М.: Весь мир, 2000; The Federalist Papers… Токвиль явился популяризатором тезиса о естественной, первичной природе суверенитета субъектов в большей части федераций – в США, Швейцарии, республиках Латинской Америки. Суверенитет федерального центра он предлагал считать «искусственно созданным», вторичным по своей природе. [16] Токвиль А. де. Указ. соч. С. 312, 315; Nation-State versus Continental Integration / ed. by L. Pal, R. Schultze. Bochum: Universitatsverlag, 1993. P. 176; Verney D. Three Civilizations, Two Cultures, One State. Canadian Political Traditions. Durham (N.C.): Duke Univ. Press, 1996. P. 372, 373. Тем самым Токвиль во многом способствовал формированию основ современных теорий регионализма. [17] Подробнее о теории регионализма см.: Федерализм: теория, институты, отношения… Гл. 5; Boothe P. et al. Alberta and Constitutional Change. Edmonton: Western Centre for Research, 1992; Durand C. Op. cit. Нетрудно убедиться в том, что подобные положения в их главных, исходных позициях находятся в явном противоречии с ключевыми выводами и обобщениями, которые содержатся в классической теории единого и неделимого государственного суверенитета, разработанной ранее другим французским философом и юристом – Ж. Боденом и до сих пор разделяемой большей частью юристов-конституционалистов [18] См., напр.: Левин И. Д. Суверенитет. СПб.: Юридический пресс-центр, 2004. С. 291–308. (как и значительной частью политологов и историков).