Анатолий Грешневиков - Информационная война. Внешний фронт. Зомбирование, мифы, цветные революции. Книга I

Когда в Восточной Европе забродила идея воссоединения ГДР и ФРГ, то идеологи мирового порядка почему-то обеспечили только одной стороне информационное преимущество, это – самой Германии. Процесс воссоединения Германии мог быть иным, если бы жители и Европы, и тем более России знали точки зрения разных политиков, ученых, военных – из России, Франции, Югославии, Болгарии, Швеции, Великобритании. Сегодня известна, например, позиция премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер, которую она занимала в то напряженное время. Но только спустя время – из мемуаров. В сентябре 1989 года у М. Горбачева и М. Тэтчер, находящейся в Москве проездом из Токио, была одна точка зрения: «Советский Союз не желает воссоединения Германии». Тэтчер после этого предпринимала попытки уговорить Ф. Миттерана и Д. Буша на создание сперва «истинно демократических условий в ГДР». Но Запад «железную леди» не поддержал. Ее предостережения в том, что вместо «европейской Германии может возникнуть германская Европа», первым отверг французский президент. На президента США оказал ловкое давление сам Г. Колль. А М. Горбачеву потом пообещали большую сумму денег, правда, по мнению М. Тэтчер, эта сумма могла быть гораздо больше (следовало торговаться). Но если Ф. Миттеран склонен был к «политической шизофрении», как пишет автор мемуаров, то почему ею заболели в России, в других странах, которые не стали остерегаться усиления Германии?! И совершенно глупо было не поддержать идею М. Тэтчер о сохранении как НАТО, так и Варшавского пакта для обеспечения стабильности, для недопущения всех пограничных споров… Задержать объединение Германии или замедлить его выгодно было всем: кому-то предусмотреть защитные меры от экономической экспансии, а тем, кто мог еще противодействовать возрождению мощной Германии, потребовать от нее нейтралитета и ядерного разоружения. Колль настаивал на самоопределении… Миттеран говорил, что ничто не может задержать объединение. Буш жаловался на скудость бюджета. И только Россия делала уступки за уступками, о которых никто из россиян не знал, и благодаря которым армия и народ испытали унижение… Горбачев верил немцам и убеждал верить россиян. Не верила в новую роль Германии в Европе лишь Тэтчер. В «Воспоминаниях» она так и пишет, что еще со времени объединения немцев в 1871 году при Бисмарке немцы «шарахались самым непредсказуемым образом от агрессии к самобичеванию». И Тэтчер оказалась права: когда разгорелась война на Балканах, немцы забыли о муках самопознания, отказались от самобичевания и выступили на стороне хорватов и врагов Сербии, тех, с кем воевали в годы второй мировой войны против России. Немцы помогали воевать против Сербии… А Сербия в ту войну была за Россию. И это надо было предвидеть, за некоторое замедление процесса объединения должна была выступать энергично именно Россия. Не М. Тэтчер, а М. Горбачев должен был писать: «Нужно не забывать о том, что Германия окружена странами, на которые она в течение этого столетия нападала и которые она оккупировала. Если смотреть в будущее, то становится очевидно, что только Советский Союз или государства, образовавшиеся на его основе, смогут позаботиться о соответствующем балансе».

Россия под властью внутренних западников-политиков не думала тогда ни о будущем, ни о выгодных условиях вывода своих войск, ни о балансе сил, ни о союзниках, ни вообще о своих интересах в Европе. Так и началась сдача союзников и национальных интересов. Из средств массовой информации никто не узнал о подобной политике. Россиянам говорили совершенно о другом.

В горбачевскую эпоху расшатывания и развала советских границ, сдачи союзников Армия во многих регионах была просто брошена на произвол судьбы, предана и не могла толком разобраться ни в политической ситуации в стране, ни в намерениях Запада… Начиная с Афганистана, российские военные специалисты были ограничены в дипломатической и, главное, в информационной поддержке кремлевской власти, все больше подпадающей под влияние идеологов нового мирового порядка. Порой наши войска ограничивались даже в применении особых военных операций… Да и сама позиция – решать межгосударственные проблемы силой, удерживать союзников или поддерживать их только силовыми военными действиями – тогда уже не срабатывала, терпела поражение и требовала корректировки. Кроме военных действий, – требовалось ведение информационной войны… А применение вооруженных сил должно было стать таким, каким оно было про демонстрировано Америкой в Персидском заливе: ни пехоты, ни танков – лишь ракеты и авиационные бомбоудары.

Именно в Афганистане российские власти должны были предвидеть ситуацию наперед, то есть эскалацию напряжения в районе таджикско-афганской границы. Тогда уже необходимо было признать важность информационного ведения войны, а также предательство наших средств массовой информации. Армию предавало не только прозападное правительство, но, в первую очередь, прозападные телевидение и пресса. Вести боевые действия, защищая интересы России, но при громогласных заявлениях средств массовой информации, что эти действия «оккупационные» и «имперские», конечно же, было невозможно.

О том, как нашим войскам мешали воевать, вспоминал военный советник в Афганистане (1978-1980 гг.), полковник А. Катинас: «Эти „номенклатурщики» приезжали с готовой формулой: „Москва считает…» А что считала Москва, полковник помнит по фразе прибывшего военачальника из столицы и указавшего в небо на боевой вертолет: „Что могут сделать эти мужики в широких штанах против такой силы?»»

Западники заставили Россию предать после Бабрака Кармаля и следующего нашего союзника – Наджибуллу. Мы враз забыли не только об экономической и военной помощи Афганистану, составляющей свыше 300 миллионов долларов, но и о военнопленных, которые или погибали под жестокими пытками, или совершали отчаянные побега (известен случай, когда наши пленные в Пакистане при попытке бегства взорвали себя вместе со складом боеприпасов и охранниками).

После выхода российских войск из Афганистана, вместо стабильности и спокойной жизни началась гражданская война, которая периодически переносилась в Таджикистан. Мы потеряли там, и рынок сбыта, до войны туда было поставлено 15 тысяч «МАЗов» и «КАМАЗов», и около 78 тысяч автомобилей «Волга».

Афганские моджахеды стали проникать в Таджикистан и убивать там российских офицеров, медсестер, русских рабочих, а также таджикских ученых, журналистов, политиков, которые были настроены прорусски. После неоднократных нападений на 12-ю заставу Московского погранотряда и убийств пограничников моджахедам удалось разгромить заставу и разграбить ее имущество. Конечно, можно говорить о предательстве часового-таджика, не пожелавшего стрелять в братьев-мусульман, можно ссылаться на помощь арабов-исламистов, выделивших моджахедам в 1995 году свыше 1 миллиарда долларов, но есть и другие причины, о которых не любят рассказывать военные в Москве и журналисты из центральных средств массовой информации.