Генри Киссинджер - О Китае

Во-вторых, но по своему значению данный пункт может быть и на первом месте, Ачесон не оставил сомнений относительно того, кто угрожает независимости Китая в долгосрочной перспективе:

«Эта коммунистическая концепция и технологии вооружили русский империализм новым и еще более коварным оружием для проникновения. Что происходит в Китае – вооруженный этим новым видом оружия Советский Союз отторгает китайские северные провинции от Китая и присоединяет их к Советскому Союзу. Этот процесс уже состоялся во Внешней Монголии. Он близится к завершению в Маньчжурии, и, я уверен, из Внутренней Монголии и Синьцзяна от советских агентов идут в Москву очень радостные сообщения. Вот именно то, что там происходит» [177] Acheson, «Crisis in Asia – An Examination of U. S. Policy», 115. .

Последний пункт в речи Ачесона был даже более глубоким по своим последствиям на будущее. Высказывалось предположение о том, что Китай – ни больше ни меньше – открыто займет позицию Тито. Предлагая строить отношения с Китаем на основе национальных интересов, Ачесон утверждал, что целостность Китая в американских национальных интересах, независимо от идеологии этой страны: «Мы должны придерживаться позиции, которой мы всегда придерживались, – любой, кто нарушает целостность Китая, враг Китая и действует вопреки нашим собственным интересам» [178] Там же. .

Ачесон обрисовал перспективы новых китайско-американских отношений, базирующихся на национальных интересах, а не на идеологии:

«[Сегодня] день, когда уходят в прошлое старые отношения между Востоком и Западом, отношения, которые в самом худшем варианте были эксплуатацией, а в самом лучшем смысле – патерналистскими. Таким отношениям пришел конец, на Дальнем Востоке взаимоотношения между Востоком и Западом должны быть отношениями взаимного уважения и взаимной готовности прийти на помощь» [179] Там же. С. 118. .

Такая точка зрения в отношении коммунистического Китая, высказанная высокопоставленным лицом США, больше не прозвучит на протяжении двух десятков лет, пока Ричард Никсон не сделает подобных предложений своей администрации.

Речь Ачесона была великолепным образом оформлена, чтобы подействовать на самые чувствительные нервы Сталина. И Сталин действительно был вынужден попытаться что-то предпринять в связи с этим. Он направил своего министра иностранных дел А. Я. Вышинского и председателя Совета министров В. М. Молотова с визитом к Мао Цзэдуну, все еще находившемуся в Москве, на переговоры о союзнических отношениях, чтобы предупредить его о «клевете», распространяемой Ачесоном, и фактически предлагая высказать успокаивающие заверения. Это было каким-то истеричным жестом, так не похожим на обычную проницательность Сталина, поскольку сама по себе просьба сделать подобные заверения означает какие-то сомнения по поводу надежности другой стороны. Если полагают, что партнер может дезертировать, то как можно верить заверениям об обратном? Если нет, зачем вообще нужны такие заверения? Более того, и Мао, и Сталин знали, что «клевета» Ачесона досконально описывала тогдашнее состояние китайско-советских отношений [180] Результаты послевоенных китайско-советских переговоров по-прежнему вызывали раздражение и четырьмя десятилетиями позже. В 1989 году Дэн Сяопин попросил президента Джорджа Буша-старшего «взглянуть на карту, чтобы посмотреть, что случилось после того, как Советский Союз оторвал от Китая Внешнюю Монголию. В какой стратегической ситуации мы оказались? Тем, кому за 50, помнят, что на карте Китай выглядел в виде кленового листа. А сейчас, если вы посмотрите на карту, то увидите вырванный большой кусок на севере страны». George H. W. Bush and Brent Scowcroft, A World Transformed (New York: Alfred A. Knopf, 1998), 95–96. Ссылки Дэн Сяопина на стратегическую ситуацию следует также рассматривать в свете значительного советского военного присутствия в Монголии, начавшегося во время китайско-советского раскола и длившегося на протяжении всего периода «холодной войны». .

Советская парочка попросила Мао Цзэдуна дезавуировать обвинения Ачесона в том, будто Советский Союз стремился отколоть части Китая или хочет установить там доминирующее положение, и посоветовали охарактеризовать их как оскорбление в адрес Китая. Мао, не сделав никаких комментариев эмиссарам Сталина, лишь попросил копию речи и поинтересовался возможными мотивами, которыми мог руководствоваться Ачесон. Через несколько дней Мао одобрил заявление с саркастическими нападками на Ачесона, но в отличие от реакции Москвы, прозвучавшей от имени министра иностранных дел, Пекин поручил опровергнуть выпады Ачесона главе официального агентства новостей КНР Синьхуа [181] Goncharov, Lewis, and Xue, Uncertain Partners, 103. . В заявлении давалась отповедь «клевете» Вашингтона, но его сравнительно невысокий уровень с точки зрения протокола оставлял за Китаем право окончательного выбора. Мао предпочел не высказывать свою позицию, пока он находится в Москве, стремясь соорудить страховочную сетку для своей пока еще изолированной страны.

Мао Цзэдун позже, в декабре 1956 года, с присущей ему витиеватостью в рассуждениях, раскрыл свои истинные помыслы относительно возможности раскола с Москвой, прикрывая очередным опровержением, хотя и в смягченном виде, такую вероятность:

«Китай и Советский Союз стоят вместе… Однако все еще есть люди, которые сомневаются в этой политике… Они полагают, что Китай должен занять средний курс и послужить мостом между Советским Союзом и Соединенными Штатами… Если Китай станет между Советским Союзом и Соединенными Штатами, он окажется в выгодном положении и будет независимым, но фактически Китай не может быть независимым. Соединенные Штаты ненадежны, дадут вам немного чего-нибудь, но не очень много. Как может империализм накормить вас полным обедом? Не может» [182] Stuart Schram, The Thought of Mao Tse-Tung (Cambridge: Cambridge University Press, 1989), 153. .

Ну а вдруг США готовы дать то, что Мао назвал «полным обедом»? Ответ на этот вопрос не прозвучит до 1972 года, когда президент Никсон начнет свои заходы в отношении Китая.

Жизнь шла бы своим чередом, каждый вел бы свою игру еще несколько, а может быть, и много лет, пока два патологически подозрительных абсолютных правителя тестировали друг друга, приписывая один другому свои собственные мотивы. Но вместо этого Ким Ир Сен, северокорейский лидер, над которым Сталин подсмеивался во время первой встречи с Мао в декабре 1949 года, вступил в геополитическую драчку с потрясающими результатами. Во время московской встречи Сталин как бы в насмешку предположил: единственная угроза миру может исходить от Северной Кореи, если «Ким Ир Сен решит вторгнуться в Китай» [183] «Conversation Between I. V. Stalin and Mao Zedong», размещено на: www.cwihp.org. .