Владимир Винокуров - Введение в феноменологию религии

Что помешало Хайлеру в своем изображении структуры священного мира поставить в центр точку и рассматривать ее как тождество, как знак, который ничего не обозначает, кроме себя самого, и сказать «Х есть Х». На наш взгляд, только одно. Он понимал, что точка сразу превратится в окружность, и придется сказать «Х не есть Х», то есть, сформулировав тождество, тут же придется формулировать и противоречие. Окружность отрицается центром, центр отрицается окружностью. Тождество и противоречие, замечал в «Трактате» Витгенштейн, не имеют условий истинности, то есть к миру не относятся, поскольку тождество истинно всегда, противоречие никогда. В представленной структуре строение точки центра круга есть та же самая точка, что и на окружности – compositum oppositorum (композиция контрастов, или соединение противоположностей). «Священное» манит и пугает одновременно, говорил Отто. В статическом образном выражении противоречие (А = не-А) можно представить состоящим из близнецов, а тождество (А = А) можно представить состоящим из двойников.

Как показано выше, следуя Витгенштейну, нам надо поставить в центр восклицательный знак – «знак богов». По своей рисуночной форме «этот знак» напоминает «пику» – атрибут воина и «жезл» – атрибут власти. Логично, что в поздних своих произведениях Витгенштейн обращается к од ной из форм употребления этого знака – к приказам, к формам выражения не утверждения, а предписания и принуждения. Приказ можно выразить в форме «Это – сюда!». Эти слова не именуют предмет, но указывают на него и выражают требование того, что надо сделать. Предмет здесь не именуется и не объясняется, но используется. Указательное местоимение позволяет оперировать предметом, имя которому не было дано. В приказах «Воды!», «Коня!» имя замещает указательное местоимение, а значит, именем не является. [25] См.: Витгенштейн Л . Философские исследования. С. 79–128.// Новое в зарубежной лингвистике. Выпуск XVI. Зарубежная прагматика. М.: Прогресс. 1985. С. 82 (8), 90 (27), 96–97 (39–42). Часто встречаемое в ритуальных и мистических текстах выражение «Это есть то» может рассматриваться не как противоречивое высказывание, а как предписание к действию, что справедливо замечено В. С. Семенцовым на примере анализа брахманической прозы. [26] Семенцов В. С. Проблемы интерпретации брахманической прозы. Ритуальный символизм. М.: Главная редакция восточной литературы изд-ва «Наука». 1981.

Есть приказы, которые по той или иной причине не могут быть выполнены, например приказы, в которых наличествует противоречие. Такой приказ, замечает Витгенштейн, «вызывает удивление и нерешительность». [27] Витгенштейн Л . Философские исследования. С. 79–128.// Новое в зарубежной лингвистике. Выпуск XVI. Зарубежная прагматика. М.: Прогресс. 1985. С. 138 (57). В «Философских исследованиях» Витгенштейн описывает игру, в которой один участник по приказу (по знаку) другого участника приносит ему некоторый инструмент. Что делать, если орудие, которое требует отдающий приказы, сломано? Или если оно переименовано, и знак утратил значение. Тогда эта ситуация вызывает нерешительность.

Следующее различие, которым мы обязаны позднему Витгенштейну, вытекает из исследования вопроса о разнице между носителем имени и значением имени. Это вытекало из понимания им имен как этикеток, ярлычков, «лэйблов», которые как бы прикрепляются к предмету. «45. Указательное слово «это» никогда не может остаться без носителя. Можно было бы сказать: «пока существует какое-либо это, слово это также будет наделено значением, будь это простым или сложным». – Но это еще не делает слово именем. Напротив, ведь имя не употребляется в сопровождении указательного жеста; оно лишь объясняется с помощью его». [28] Витгенштейн Л . Философские исследования. С. 79–128.// Новое в зарубежной лингвистике. Выпуск XVI. Зарубежная прагматика. М.: Прогресс. 1985. С. 97 (45). Феноменология говорит о том, что пока существует хоть одна религия, слово «Священное» будет наделено значением, а указать это значение (то есть, что такая-то религия существует там-то и там-то) значит начать объяснять и истолковывать. Указание – лишь часть объяснения, другая часть – именование, в котором предмету дается имя, и только, осуществив обе операции одновременно, имя получит значение и будет объяснено. В дальнейшем феноменология утрачивает значение, поскольку имя будет употребляться без соответствующего указательного жеста. В истории представления, ритуалы и переживания изменялись, и порой первоначальное значение трансформировалось и утрачивалось, феноменология обязывает спросить, что было первый раз, когда это имя было употреблено, действие совершено, переживание испытано. Области предметов, представлений и переживаний, выделенные Хайлером, являются носителями имени «Священного», но не значением его.

«Я хочу назвать именемтолько то, что не может стоять в сочетании Х существует », [29] Витгенштейн Л . Философские исследования. С. 79–128.// Новое в зарубежной лингвистике. Выпуск XVI. Зарубежная прагматика. М.: Прогресс. 1985. С. 105 (58). – замечает Витгенштейн. В структуре феноменологии священного мира Хайлера необозначенный центр не связывает имя с носителем имени, а это, в свою очередь, говорит о том, что феноменология говорит о значении имен, а история о его носителях. «Святое» – выступает как «образец», а не как нечто, имеющее или сохраняющее свойство «святого». Последнее уже содержит историю толкований и перетолкования толкований, каждое из которых имеет свое отношение к первоначальному образцу, сознается это или нет. Но если этот образец исчезнет, то не будет возможности говорить и о самом предмете. Например, можно говорить о красном предмете, но у каждого предмета свой оттенок красного, все они носители свойства, которое называется «красное». Значение слова «красное» может исчезнуть, если исчезнут все красные предметы, оно исчезнет, если мы более не сможем указать на красный предмет, то есть само «красное» исчезнет из нашего восприятия, памяти и воображения. С исчезновением красных предметов исчезнет только возможность указания, объяснения и истолкования значения слова «красное». В этом случае мы ничего не сможем ни назвать, ни объяснить. Для того чтобы эти возможности были сохранены, необходим образец «красного», существующий в нашем восприятии (значение красного цвета) и предмет красного цвета (носитель значения), и их соединение друг с другом посредством указания на предмет и именование предмета сделает красный предмет носителем имени. Посредством указания достигается соотнесение образца с предметом, посредством именования эта связь фиксируется. Белое пятно на белом листе бумаги существует, но оно не может быть указано и названо в силу того, что не может быть выделено и отделено от самого листа бумаги, не может быть зафиксировано. Говорят, что Бог и Имя Его едины. Это означает, что имя не может быть отделено от предмета, и указать предмет в этом случае можно, а именовать его можно только косвенно, назвав его не своим именем. Например, можно закрасить черным цветом белое пятно на белом листе бумаги и указать на него как на белое пятно, которое имелось в виду. В этом случае показывается одно, а говорится о другом. Пятно соотносится с образцом не белого цвета, а черного. Так, например, согласно Рене Жирару мифы скрывают священное, за образами мифов Фрейд увидел сексуальность, но и сексуальность в мифах, в свою очередь, скрывает что-то совсем другое, она скрывает спонтанное и заразительное насилие, которое и является священным предметом. В классической феноменологии святое обозначалось как сила, и тогда насилие понимается как одна из форм его проявления и манифестации. Рене Жирар утверждает эту позицию категорично: «Чтобы окончательно избавиться от иллюзий гуманизма, необходимо одно условие, но именно его современный человек и отказывается выполнить: нужно признать радикальную зависимость человечества от религии». [30] Жирар Р . Насилие и священное. М.: Новое литературное обозрение. 2010. С. 284–285. Хайлер более мягко говорил о зависимости человечества от власти религии, которая не обязательно проявляется в насилии.