митрополит Антоний (Храповицкий) - Собрание сочинений. Том I

Мы сказали, что отец Иоанн имел духовную близость ко всем людям. Эта близость сказывалась в присущем ему чувстве самого искреннего горячего и ко всем одинакового сострадания. Для обыкновенного человека это чувство недоступно в той мере, как оно было у о. Иоанна, почему подвиг его сострадательной любви ко всем людям необходимо признать подвигом неимоверно трудным и как бы сверхчеловеческим. Ведь наша душа может выразить самое искреннее и деятельное сострадание двум, трем лицам в один день; если же их явится еще несколько, то шестому, седьмому ближнему мы уже не только не будем в состоянии по немощи нашей искренно сочувствовать и подлинно помогать, но их притязания на наше участие сделают их самих для нас противными. Этой ограниченностью нашей любви к ближнему и объясняется то явление, что так спокойно и равнодушно относятся к чужим страданиям доктора, больничные, кладбищенские священники и другие лица, постоянно присутствующие при человеческих страданиях и смерти. Впрочем, если такой священник живо, искренно приветствует всех покойников как братьев своих во Христе, отходящих в горнее отечество к Отцу Небесному, то это – верный признак, что он достиг уже высокой степени нравственного совершенства, что в нем уже действует благодать Божия, а не человеческая сила…

Теперь представьте себе, во сколько сот раз более приходилось отцу Иоанну совершать эти подвиги сострадательного человеколюбия?! Во сколько сот раз больше, чем всякому другому духовнику! И для всех у него доставало благодатного участия и ободрения. Когда же о. Иоанн в этом тяжком подвиге изнемогал телесно, то он быстро удалялся и уединялся, чтобы найти себе благодатное подкрепление в молитве или чтении Святого Евангелия, после чего снова являлся к людям неизменно благостным и лучезарным вестником евангельской любви…

И эту неземную красоту подвига человеколюбия, это неотразимое духовное обаяние отца Иоанна признавали за ним не только почитатели его, но и все те, кто знал этого победоносного провозвестника веры Христовой. А для прочих его духовных детей о. Иоанн был столь близок духовно, так всецело обаятелен, что становился для них как бы частью их собственного существа: эти люди почти каждое движение своего сердца стремились связать с ним, с его волею и всегда мысленно представляли себе, что бы он сказал или как поступил в данном случае. Очень многие ничего важного в своей жизни не предпринимали без совета и благословения о. Иоанна.

Такой духовный союз между о. Иоанном и его духовными детьми водворялся главным образом через молитву. И подобное чувство духовного взаимообщения люди склонны были считать сверхъестественным, и отсюда некоторые почитали его за воплотившегося вторично Христа. Вот на этой-то почве и возникло такое извращенное, болезненное явление, как иоаннитство, решительно осужденное и Церковью, и самим отцом Иоанном. Происхождение данного сектантского движения довольно естественно: всегда около мощных явлений в жизни возникают и заблуждения более или менее сильные…

Хотя, таким образом, отец Иоанн и шествовал ликующим, победоносным исповедником Христовой истины, правдолюбивую чистоту своего сердца возвысил до степени лицезрения Божия и являлся светлым носителем великой сострадательной любви к ближним, однако он и тогда, в эпоху высшей своей славы на земле, не достиг еще полноты евангельских блаженств. Он еще не понес тогда «страдания за веру» Христову, на него еще не был возложен венец, провозвещенный Христовым глаголом: Блаженны вы, когда возненавидят вас люди и когда отлучат вас, и будут поносить, и пронесут имя ваше, как бесчестное, за Сына Человеческого (Лк. 6, 22).

Но вот в 1905 году, во дни революционных свобод, когда нечестивцы втыкивали папиросы в уста ликов святых Божиих в церковных иконостасах, когда осквернялись и опрокидывались святые престолы в алтарях, тогда ополчились и на отца Иоанна враги Христовы гнусным издевательством и клеветою. Его возненавидели именно «Сына Человеческого ради»; поняли враги Христовой веры, что невозможно поколебать ее на Руси, пока нравственный облик о. Иоанна стоит не оскверненным перед сознанием русского народа и общества. И вот они не остановились ни перед никакою клеветой, чтобы унизить его в глазах людей. Но этим они только подняли его в сознании верных чад Божиих: на честной главе его заблистал венец исповедника, – и мы с полным упованием приложим к нему продолжение Христова приветствия: Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах (Мф. 5,12).

А нам, оставшимся на земле, радоваться ли его блаженной кончине, утешаться ли сею славою и благодатью, или плакать о духовном упадке, в состоянии коего покинута им наша поместная Церковь, наша православная Русь? – Скажу в ответ на это следующее.

Четыре года тому назад, в день Сретения, сообщили мне, что о. Иоанн, тогда тяжко болевший, спрашивает обо мне и желает меня видеть. Обрадованный драгоценным для меня вниманием, я немедленно приветствовал его приблизительно такою телеграммой:

«Поздравляю досточтимого батюшку отца Иоанна с праздником Сретения Господня. Прошу вас, подобно праведному Симеону, не покидать земли и своего народа, доколе не воссияет снова через вас возрожденное благочестие – свет в откровение языкам и слава людей Божиих».

Спустя несколько дней я прибыл к о. Иоанну лично в Кронштадт и здесь имел утешение услышать от него намек на то, что высказанное мною пожелание исполнится. Действительно, вопреки заявлению докторов, категорически утверждавших, что о. Иоанну не придется выйти из комнаты до Пасхи и прожить дольше осени, он уже через 4 дня, в Прощеное воскресенье, совершал в соборе литургию, затем служил весь пост и Пасху и с тех пор прожил еще почти четыре года.

Как же теперь понять нам исполнение того молитвенного пожелания? В том ли смысле, что последовавшая 40 дней тому назад кончина о. Иоанна является удостоверением тому, что уже окончились для России лихие годы безбожного и мятежного беснования и занялась заря духовного возрождения, или в том смысле, что взят от среды удерживающий (2 Фес. 2, 7) и приблизилось время окончательного торжества и безбожия, и бесстыдства?

Во всяком случае, приближается решительная борьба между верою и неверием; во всяком случае, дорогой усопший повелевает нам либо отстоять святую веру в нашей общественной жизни, либо, если этому уже не суждено быть, то по крайней мере каждому отстоять свою собственную душу! Среди бурь злобы и страстей, поднявшихся на истину, хромать на оба колена русскому обществу и народу далее невозможно.

Что бы Господь нам ни судил – радость или скорбь, спасение или погибель, – каждый должен, взирая на кончину отца Иоанна, подражать его вере. Каждый из нас дай себе, в память о. Иоанна, обещание: «Не скрывать своей веры святой!», «Не уступать кощунникам и богохульникам!». Этим и свою душу мы оправдаем, и благословение получим от облагодатствованного пастыря Христова.