Максим Пулькин - Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)

Случаи самозаклания, к которым старообрядцы прибегали при сходных с самоутоплением обстоятельствах, также описываются в источниках. Причины выбора этого способа смерти очевидны: самозаклание использовалось как «суррогат» самосожжения. Так, во время Тарского бунта 1722 г. один из старообрядцев, Федор Кротов, спасаясь от погони, в последний момент, «уже ят быти мняшеся, ножем гортань себе пререза, на землю паде, и тако нощеденство (сутки. – М.П. ) от раны пострадав, умре». До смерти он оставался верен старообрядческому вероучению: «до последнего издыхания знаменовав себе двема персты, исповедания древлецерковное благочестие истинно быти» [390] Мальцев А.И. Неизвестное сочинение С. Денисова о Тарском «бунте» 1722 г. С. 233. . В Черевковской волости Устюжского уезда, как видно из опубликованных Д.И. Сапожниковым архивных документов, во время самосожжения удалось схватить одного из участников «гари». Но он вскоре «сам себя заколол и от той раны жив был 4 часа и непрестанно на себе двоеперстный крест изображал». В ответ на вопросы о причинах самоубийства старообрядец «отвечал, что он то учинил якобы за Христа и старую веру». Перед гибелью он «радовался тому, что так над собою учинить ему удалось смертельную язву» [391] Цит. по: Сапожников Д.И. Самосожжение в русском расколе. С. 91. .

Во второй половине XVIII в. самозаклания продолжились. В 1759 г., после самосожжения в деревне Шипициной (близ Барнаула) один из старообрядцев, преследуемый властями, собрал жену и малолетних детей в амбар, «заперся там и всю семью перерезал». Когда дверь в амбар выломали, он выбежал с ножом в руках и бросился в реку. Из воды его вынули, но лишь после того, как он успел порезать себе бок. Несколько дней спустя он умер [392] Беликов Д.Н. Старинный раскол в пределах Томского края. С. 37. . Сформировавшуюся таким образом традицию «семейных» самозакланий продолжил в 1781 г. один из крестьян слободы Злынки Киевской губ. Он перекрестил по старообрядческим правилам свою беременную жену и троих детей, которых «всех в ту же ночь сонных убил, для того, чтобы новокрещенных мучеников удобнее отправить в рай». Затем он отправился в «тамошнее правление» (один из органов власти) надеясь пострадать за веру и получить щедрое потустороннее воздаяние за свой «подвиг». Зайдя в правление, он заявил: «Я мучитель был своим, а вы будете мне <���…> и будем все за старую веру в царстве небесном мученики» [393] Иоаннов А. Полное историческое известие о старообрядцах, их учении, делах и разногласиях. С. 101. . В XVIII в. среди противников старообрядчества бытовало убеждение в том, что многие филипповцы постоянно носят при себе нож в голенищах». Они надеются в последний момент перед арестом не только избавиться от преследователей, но и стать новыми мучениками за веру: «чтоб в случае объезда командующих, не давшись живые в руки, по горлу себе хватить, и тем приобресть часть со страдальцами» [394] Там же. С. 100. .

В середине XIX в. обнаружился рецидив самозакланий. В данном случае, однако, принадлежность погибших к старообрядчеству остается весьма сомнительной. В 1847 г. в Пермской губернии крестьянин Петр Холкин, «начитавшись разных книг, стал проповедовать среди крестьян, что настали последние времена». Следовательно, «для спасения души надлежит удалиться в леса и там умереть». С обычной крестьянской жизнью надлежало расстаться прежде всего. Ведь весь мир «подпал власти антихриста». Устроив шатер в лесу, «все начали готовиться к смерти, молиться, шить белые рубашки и резать деревянные крестики». Начать решили с длительной голодовки, «запощивания». Не выдержавшая мучений первая группа страдальцев была убита ножом. Далее Холкин объявил остальным беглецам, что и они «должны пролить свою кровь за Христа». Беглецы «беспрекословно подчинились и были обезглавлены» [395] Левенстим А.А. Фанатизм и преступление. СПб., 1898. С. 39–40. . Примерно в это же время в Костромской губернии нежная любящая мать зарезала двоих своих малолетних детей. «На следственном допросе мотивом своего преступления выставила она веру в то, что убитые ее малютки должны вечно блаженствовать в лоне Божием, тогда как, пребывая в этом греховном мире, они, быть может, лишись бы пути к вечному спасению» [396] Загоскин Н. Самосожигатели. Очерк из истории русского раскола. С. 170. .

И все же список примеров гибели от ножа или голода крайне невелик. В отличие от самоутопления или запощивания, смерть в огне – не исключение. Напротив, «гари» приобрели массовый характер. По утверждению авторитетного исследователя идеологии старообрядчества П.С. Смирнова, «жертвы самосожжения исчислялись тысячами, к самозакланию, наоборот, прибегали единицы» [397] Смирнов П.С. Внутренние вопросы в расколе в XVII в. С. 54. . Способ смерти, избираемый старообрядцами, вполне закономерен: он обусловливался древними языческими представлениями об очищающей силе огня, но в первую очередь – примером христианских мучеников, казненных в огне за приверженность учению Христа. Выбор времени для «огненной смерти» также вполне поддается логическому объяснению. Первоочередную роль здесь играл успех в сборе сторонников, своевременное завершение длительных предсмертных обрядов и подготовка достаточного количества необходимых для «сгорения» легковоспламеняющихся материалов (бересты, пороха, соломы). Но не менее важны и религиозные мотивации. Отдельные данные позволяют утверждать, что самосожжения происходили в канун церковных праздников (например, Пасхи). В Палеостровском монастыре самосожжение произошло «святого и великого поста четвертыя недели, крестопоклонной, в пятку в ночь» [398] Исповедание Игнатия Соловецкого. С. 125–126. , на р. Пижме в 1744 г. – в канун Николина дня. Известно, что именно этот святой считается покровителем всей Печоры и Пижмы, и сгоревшая в пламени самосожжения часовня Великопоженского скита носила его имя [399] Малышев В.И. Усть-Цилемские рукописные сборники XVI–XIX в. С. 181. . Список подобного рода свидетельств о выборе времени для ритуального суицида можно продолжить [400] См. например: Арсеньев А.В. Поморские совратители-беспоповцы. С. 69. . Вполне логично поэтому будет предположить, что все обряды, предшествующие гибели в огне, рассчитывались, исходя из того, чтобы самосожжение пришлось на праздничные дни. С точки зрения религиозного человека, это вполне понятно. Во-первых, праздник в народном сознании связывался с переходом в новое качество, реинкарнацией [401] Подробнее см. об этом: Фаменицын А.С. Божества древних славян. СПб., 1884. Вып. 1. С. 210, 252; Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. М., 1991. С. 401. . Смерть в такие дни считается среди верующих почетной. Например, усть-цилемские старообрядцы считали счастьем умереть в день Святой Пасхи, «поскольку в этот день Господь призывает к себе только самых преданных вере» [402] Дронова Т.И. Русские староверы-беспоповцы Усть-Цильмы. Конфессиональные традиции в обрядах жизненного цикла (конец XIX–XX в.). С. 120. . Таким образом, выбор времени для самосожжения вполне соответствовал традиционным представлениям о рождении, крещении, смерти и воскресении божества (Бога) как проявлениях всеобновляющего круговорота в природе и человеческой жизни.