Арон Белкин - Третий пол

Тяжелейшие пороки сердца, глухота, недоразвитие конечностей… Да что перечислять, список поистине неисчерпаем. Достаточно один раз поговорить с женщиной, на которую обрушился этот чудовищный удар, чтобы почувствовать – все наши беды меркнут рядом с ее трагедией. Несколько раз мне приходилось присутствовать при душераздирающих сценах – когда сразу было ясно, что разум у ребенка не проснется. Врачи уговаривали потрясенную горем мать оставить ребенка в специальном учреждении: помочь ему невозможно, а ухаживать за ним в домашних условиях – каторга. «Пожалейте себя, ваша жизнь на этом закончится, а ребенку – ему, увы, безразлично, где находиться»…

Некоторые женщины соглашались. Но я видел и таких, у которых инстинкт материнства брал верх над всеми доводами рассудка. «Пусть больной, пусть, как вы говорите, никакой – это мой ребенок, я не могу его предать», – говорили они и забирали ребенка домой, чтобы немедленно убедиться – врачи говорили чистую правду. Работа, общение с приятными людьми, любые удовольствия – все уходило в прошлое. Все пожирал беспросветно тяжелый быт. Бывало, что на первых порах отцы проникались той же болью и готовностью к самопожертвованию. Но их хватало ненадолго, и матерям доставалось нести крест в одиночестве. Непростительный грех – желать смерти живому существу, но тут эта мысль рождалась самопроизвольно.

Рядом с таким неизбывным горем пороки развития половой системы выглядит всего лишь досадной неприятностью. Во всем остальном дети здоровы, нормально развиваются. Они способны хорошо учиться. В них могут быть заложены любые таланты. А самое главное – для современной медицины гермафродитизм входит в число проблем хоть и сложных, но радикально решаемых. Конечно, это тоже беда, это очень тяжелая травма для людей, связывающих с рождением ребенка все самые светлые и радостные свои надежды. Тут спорить нечего. Но если беда поправима, то уже одно это облегчает ее по меньшей мере наполовину. Даже если процесс лечения связан с большими хлопотами, с крупными затратами сил, а теперь еще и денег.

Но жизнь полностью перечеркивает эту, казалось бы, вполне здравую логику.

Первое, что я заметил, когда только начинал вживаться в проблему смены пола, – это какой-то непонятный информационный вакуум, окружающий таких пациентов. Ни сами они – по возрасту давно уже не дети, ни их близкие не только ничего не знали, а даже словно бы не хотели ничего знать о явлении гермафродитизма. Само слово большинству из них было знакомо, но оно их пугало, они отчаянно отталкивали его от себя. «Все что угодно, но только не это», – вот примерно к чему сводились их бессвязные реплики.

Позже, когда мне пришлось вплотную заняться устройством жизни сменивших пол, – а это, как я уже говорил, требовало бесконечного хождения по самым разным кабинетам, – я убедился, что эта информационная стерильность – скорее правило, чем исключение. Везде меня встречали широко раскрытые, изумленные глаза, будто я рассказывал о чем-то неправдоподобном, никогда не встречающемся. Я оказывался чуть ли не первымпервым, от кого эти вполне культурные люди, живущие по большей части в столице или в крупных областных центрах, занимающие серьезные посты, получали элементарные сведения об этом природном феномене – как он возникает, в чем проявляется, что предпринимают для помощи пациентам врачи… И здесь тоже слово было у всех, что называется, на слуху, но вызывало оно такие нелепые ассоциации, что и повторять неловко.

Редкое явление? Нет, не скажите. Я уже упоминал – аномалии половой системы встречаются в 2-3 процентов новорожденных. Не так много, чтобы потенциальные родители жили, как под дулом пистолета, но для общей ориентировки – вполне достаточно. Куда реже, скажем, рождаются сиамские близнецы. Скорее всего, ни среди ваших знакомых, ни на вашей улице, ни вообще в пределах вашей видимости таких нет. Тем не менее вы знаете, что это такое, и сведения ваши, готов поручиться, хоть и весьма поверхностны, но по сути своей точны.

Врачи любят ворчать на больных, чья непросвещенность, несознательность и в самом деле сильно осложняют нам жизнь. Не выполняют предписаний, занимаются самолечением, запускают болезни, а мы потом должны всю эту кашу расхлебывать. Что ж, мы и вправду редко видим перед собой идеальных пациентов, как, наверное, и они не каждый день сталкиваются с идеальными врачами. Но главная беда сейчас, на мой взгляд, не в непросвещенности, то есть не в незнании, а в своего рода полузнании. Людям знакомы сотни специальных терминов, названий лекарств и методов лечения, известно, какие анализы при каких болезнях делаются и как расшифровываются. Само по себе это было бы замечательно, если бы не внушало ложной, ничем не оправданной самоуверенности. «Врачи – невежды, ни в чем они не разбираются, можно обойтись и без них». На этом фоне информационный вакуум, создавшийся вокруг проблем двуполости, кажется особенно непонятным.

Как вообще доходят до людей, непричастных к медицине, сведения медицинского характера? Видимо, есть два основных канала: популярная литература, с которой теперь конкурирует телеэкран, и молва. Допустим, надвигается эпидемия гриппа. Средства массовой информации не замедлят вас предупредить и предостеречь. Но еще больше полезных сведений вы получите от своих знакомых. Кто уже заболел, в какой форме, с какими осложнениями, как советуют лечиться… И тут же все услышанное передадите дальше.

Любой врожденный порок – горе для семьи, а горе делает общительными даже самых замкнутых, не расположенных к откровенности людей. К этому толкает не только потребность в моральной поддержке, в сочувствии, но и практическая необходимость. Кто-то пережил подобное – он поделился опытом, у другого есть приятель, знающий хорошего врача, третий в состоянии помочь деньгами… Несчастье, в особенности когда оно случается с детьми, сплачивает людей. Не только родные и закадычные друзья, но и соседи, сослуживцы, просто знакомые образуют что-то вроде пчелиного роя, настроенного на одну общую волну. Все втягиваются в ситуацию, помогают ее разрешить, а попутно и сами получают массу информации, в том числе и чисто медицинской. Что это за патология, почему могла появиться, каковы прогнозы, есть ли возможность помочь и как… Не исключено, что эта информация так и осядет в голове у получивших ее мертвым грузом и никогда им не понадобится. Но она вполне может и пригодиться впоследствии, не себе, так другим, кто тоже будет нуждаться в поддержке и совете. Так ведь и накапливается, в сущности, наш коллективный опыт.

Полагаю, что по аналогичной схеме развивались бы события, если бы у того же Жени во чреве матери произошла авария с сердцем, или почками, или глазами – с любым органом, кроме того, который оказался пострадавшим в действительности. Пусть бы даже все остальные обстоятельства, сыгравшие роковую роль, оставались такими же: глухая деревня, неопытная, полуграмотная мать рядом с ошалевшим от пьянства отцом, отсутствие постоянного медицинского контроля. И все равно положение ребенка, безвинно наказанного еще до рождения, не было бы таким безнадежным. Люди жалели бы его, сочувствовали родителям, старались поделиться хотя бы своими скормными познаниями. Допустим, родители сами не сообразили бы, что нужна квалифицированная врачебная помощь. Так им бы голову пробили советами и подсказками!