Александр Миндадзе - Парад планет

— Ты чего? Поезжай, — сказал ему Султан.

— С вами я, с вами.

— А план когда?

Третий парк только махнул рукой и побежал следом.

Поднялись по лестнице. Султан постоял на площадке в нерешительности, напрягая память. Потом, выбрав дверь, позвонил. Послышался топот детских ног, в приоткрывшуюся щель высунулась вихрастая голова.

— О, копия! — обрадовался Султан. — Ну-ка, Слоненок, бегом, позови папку!

Мальчишка скрылся, и после паузы дверь открылась пошире, возник мужчина в майке, заспанный.

Султан слегка растерялся:

— Нам не вас, нам Слона…

— Не водится.

— Не шути, малый. Нам Слонова Валеру…

— А, Слонова Валеру… — Малый зевнул. — Так его здесь нет, давным-давно. И духа не осталось…

— А чей теперь дух? Твой, что ли? — спросил Герман.

Малый отвечать не стал, опять не удержался, зевнул.

— Но пацан-то его! — не унимался Султан.

— Его, его.

— Ты теперь за папку?

Малый решил закрыть дверь.

— Подожди… Чего дрыхнешь днем?

— Так со смены я, ребята.

— А войдем да отметелим? Чтоб не зевал в лицо!

Малый проснулся, хмыкнул и лениво выкинул руку, угодив Султану в скулу. После чего без спешки прикрыл дверь.

Приятели остались на площадке.

— Чего-то не везет сегодня, — заметил Султан, потирая скулу. — День, что ли, такой? Может, там вспышки на Солнце? — И посмотрел на Германа. — Что говорят ученые?

Из обсерватории Герман вышел вместе со Светланой, лаборанткой. Следом появился говорящий по-русски негр. Втроем они спустились по ступеням в сквер, пошли не торопясь.

— Алло! Минуточку! — донеслось до Германа. Обернувшись, он увидел мужчину на скамейке. Тот манил его рукой.

— Это кого он? — удивилась Светлана.

— Это меня. — Герман направился к скамейке.

— Здорово, — сказал мужчина.

— Привет, Крокодилыч!

Подошла Светлана, за ней негр.

— Знакомьтесь, Крокодилыч… Иван Корнилыч то есть, прошу прощения, — поправился Герман.

— Антуан, — представился негр и шагнул вперед с протянутой рукой, но Крокодилыч внимания на него не обратил, продолжая смотреть на Германа.

— Ну что? Слона я разыскал по вашему приказанию, — сказал он. — Можем хоть сейчас, если есть время.

Светлана и Антуан с крайним удивлением взирали сейчас на Германа и его знакомого.

— Герман Иванович, мы пойдем? — сказала Светлана.

И Герман отпустил их кивком.

— Поехали! — сказал Крокодилыч.

Транспорт его стоял здесь же, среди «Жигулей» и «Волг» — старенький мотоцикл с коляской. Крокодилыч усадил Германа, ударил ногой по стартеру — поехали.

Возле магазина торчала компания: двое парней и с ними улыбчивый старичок. Все трое обернулись на шум мотоцикла.

— Слонова не видели, ребята?

— Кого?

— Слонова, ну Слона!

— В зоопарке! — хохотнул старичок.

Но Иван Корнилович шуток не любил.

— Слушай, ты! Некогда. Давай найди мне его! Слона сюда, быстро!

— А вы кто, милиция?

— Вот-вот. Давай!

И старичок, бросив парней, послушно отправился за Слоновым.

Они не заставили себя ждать: Слонов, он же Слон, вышел из магазина с оттопыренным карманом, очень грузный, больше похожий на бегемота, чем на слона.

— Ку-ку, ребята, — сказал он, приблизившись.

— Садись-ка в коляску, — пригласил Иван Корнилович.

Но Слон прежде решил поздороваться как подобает.

— Здравствуй, командир! — приветствовал он Германа. — Здравствуй, Крокодилыч! — И пожал каждому руку.

— Садись, садись.

— Куда вы его? С бутылкой? — забеспокоился старичок.

— Отдай, — сказал Герман.

Слон нехотя опорожнил карман, отдал бутылку старичку.

— Что, ребята? — спросил он, послушно поместившись в коляске. — Куда везете?

— Повестку получил?

— В суд. На алименты.

— С тобой серьезно.

— Ну получил. Что? Так меня ж не возьмут. Я, ребята, дошел совсем. Видите, какой толстый.

— Ничего, похудеешь, — пообещал Иван Корнилович, направляя мотоцикл в сторону от шоссе, в переулок.

— Так я что, я готов! — вдруг согласился Слон. — Снаряд, подносчик! Есть! Замковой! Наводка тридцать три! Заряжающий! Готов!

— Хватит тебе.

— Огонь! — не унимался Слон, трясясь в коляске.

Озирались прохожие.

— Все, отставить, — сказал Герман, и Слон вдруг послушался и замолчал.

Свернули на тихую булыжную улочку с заборами, палисадниками по обе стороны. Въехали в открытые ворота, во двор, где уже стояли «Волга»-такси и «Москвич».

— За мной! — сказал Иван Корнилович и, спрыгнув с мотоцикла, направился по дорожке в глубь участка. За домом был гараж, оттуда доносились голоса.

— Лучше поздно, чем никогда! — сказал Третий парк. И вместе с Султаном поднялся навстречу вошедшим.

— Гера, я не хочу, чтоб ты уезжал, — говорила жена, собирая чемодан. — Славик совсем от рук отбился, даже не знаю, в лагерь его посылать — совсем разболтается. Мама твоя приезжает — что с ней делать? И у меня отпуск: брать — не брать? Мы же что-то намечали с тобой…

— Намечали, да, — хмуро отозвался Герман. — Ну куда рубашки-то? Зачем мне там рубашки?

— Дело твое, конечно, но можно было как-то отбиться, я не верю, что ничего нельзя сделать в этих случаях, ты просто не старался!

— Ну как же не старался?

— Вот так. Тебе нравится такая жизнь.

— Какая — такая? — вяло возражал Герман. — Ты плохо себе представляешь. Это ж не на гулянку. По сто километров в душных машинах, по песку, по грязи. Ничего себе отдых!

— Тогда я тебя не понимаю. Лев Сергеевич — один его звонок, что ж, ты ему уже не нужен, что ли?

— Нужен.

— Парад планет — тоже ведь не шутка.

— Конечно, — соглашался Герман. — Не надо столько, я же тебе твержу. Лучше платки положи, платков побольше. Трубка моя где?

— Не знаю, где твоя трубка.

— Что, опять Славик?

— Не знаю, я ее год не видела.

— Там мать этого оболтуса, Свиридова, деньги занесет, я с них не брал за шесть уроков…

Жена вдруг застыла над закрытым чемоданом:

— Слушай, если ты правду говоришь — за тебя просили и безрезультатно, то это значит… это очень плохо, Гера! Ты не думал об этом?

— Ну думал, и что?

— Ушлют вас куда-нибудь далеко. И вообще, мне это не нравится. А вдруг…

— Что?.. Да нет, успокойся.

Он весело обнял ее за плечи:

— Успокойся. Ничего не будет.

— Я тебя провожу.

— Зачем?

Это могло ему присниться в кресле у телевизора: залитый солнцем плац, солдатский строй, замерший по команде; сам он, Герман Иванович Костин, лейтенант Костин, подтянутый, бравый офицер, делает шаг к шеренге и, приставив ладонь к виску, громким чужим голосом произносит: «Здравствуйте, товарищи!» Но не приснилось — именно так все и произошло лишь сутки спустя. Именно так: Костин с каменным лицом поздоровался, щелкнул каблуками начищенных до блеска сапог, и через мгновение — побольше воздуха в легкие! — строй грянул вразнобой, но с энтузиазмом: