Александр Миндадзе - Парад планет

— Ну? — выдохнул он.

— Не она. Нет.

— То же самое. Мимо, опять мимо.

Потом, выбравшись наружу, шли по дорожке вдоль здания. Вдруг стало не о чем говорить. Навстречу в ворота уже входили первые посетители. Мужчина заторопился:

— Ну, разбежались?

— Разбежались.

— Я тебе пожелаю. Сам знаешь.

— И я тебе.

— Давай на прощанье. — Мужчина протянул руку: — Виктор.

— Герман. Еще увидимся.

— Куда ж денемся!

Шагнув на тропинку, мужчина уходил, скрывался среди деревьев. Вдруг он обернулся:

— Ну, костлявая! Ох, стерва!

— Кто?

— Да старуха, кто. Рядышком, главное, лежит, сторожит! Ты не понял? Костлявая! — говорил мужчина, губы у него дрожали. — Старая не заснет, молодая не проснется. Вот ведь как!

— Почему? Почему не проснется?

— Ну, вечным сном спит. Ты что же, не понял?

Недавний спутник постоял еще, глядя на Семина. Он больше ничего не сказал, повернулся и опять пошел по тропинке. Семин тоже пошел. К воротам, на выход.

Там в воротах, раскрыв объятия, стоял человек в больничной пижаме, к нему женщина со всех ног бежала. Вот она уже повисла на нем, еще детишки с двух сторон облепили. Смеясь, плача, вцепилось в человека его семейство, гладило, будто ощупывало: он — не он? Он это был, он и бодрился изо всех сил:

— Да ладно, вы чего? Я ж в воде не тону, в огне не горю, не знаете, что ли? Такой вот у вас папка!

— Так ведь потонул же, — всхлипывала жена. — А как же ты там дышал, интересно? Под водой?

— Ну, как. Жабрами.

— Ой! И все в каюте?

— Так ты ж меня заперла!

— А ты, Коля, на ногах не стоял.

— Не стоял, конечно. С тобой танцевал! — обиделся муж. — Два танца подряд, дуплетом! Потом в кино с Витькой погнала, потом еще с ним в кафе-мороженое…

— Вот после мороженого и зашатался! — не отступала жена.

— Все зашатались. Качка была!

Жена опять всхлипнула, другие, горькие слезы выступили у нее на глазах:

— Качка! Знаю, какая у тебя качка на уме была… За черненькой этой весь вечер бегал!

— Это тебя надо насчет черненького спросить! Мужа на ключ! Избавиться хотела!

Она кричала, он кричал, ногами уже друг на друга топали. Дети их привычно отошли в сторонку, там играли.

— Витьку в кино потащил! Чтобы там рядом в темноте с ней!

— Так черненький? Или беленький, какой? На ключ, а я вот он, живой! Все равно… живой!

И тут жизнь его стала покидать, он пошатнулся. Говорил еще яростно беззвучным ртом, а ноги подкашивались, жена его вовремя поймала, подхватила:

— Коля, Коленька, ты что? Ой, не надо, Коля! — И опять пошли объятия, начали они все сначала, будто только встретились. Потыкавшись носом в шею жене, он быстро излечился, снова орлом глядел.

На ней было платье, на нем костюм. Вдвоем сидели, уединенно, не замечая соседей за столиком. С бокалами в руках, с долгими взглядами друг на друга, которые выразительнее слов. Сразу вдруг повзрослевшие, красивые. Не узнать их было.

И все нарушилось, когда подошел к их столику человек. Близость, исполненное смысла молчание, другим непонятное. Оттуда он, прихрамывая, явился, из прошлого, которое они забывали, глядя друг на друга. И Тимур поднимался уже обреченно навстречу Семину, и Наташа смотрела с испугом.

— В каюте не застал. Дальше? — спросил Семин. Они вышли из ресторана на улицу.

— Я вам все сказал.

— Не все, джигит, не все. Это что же, свадьба у вас?

— Не знаю. Свадьба, поминки. Решили перед отъездом.

— Куда же вы? — удивился Семин.

— Ну, куда! Отпуск кончился. Дела, аспирантура. Там, между прочим, жизнь идет, — вдруг с тоской сказал Тимур.

— Да?

— А как же!

— Пусть себе идет, — отозвался Семин. — Это там. А ты здесь, ты не аспирант, ты просто джигит. Вон еще краску не отмыл! Послушай, — продолжал он, помолчав. — Я тебя искал, нашел. Мне повезло, что ты такой раскосый. Но раз я тебя нашел, я не могу не узнать, понимаешь? Не могу не узнать. Значит, ты не можешь не сказать!

— Ух, логика.

— Ты понял, вижу.

Тимур засмеялся невесело:

— Вот они мне тоже угрожали. Только еще нож приставили.

— Кто?

Парень раздумывал, говорить или нет. Сказал:

— Три человека, компания. В карты катали по-крупному. Ваша-моя Марина с ними была. Я потом ее видел на палубе, раз подошел, другой. И они мне приставили, чтоб не лез. Ну? Все? Или опять снова-здорово?

Он рванулся, хотел уйти, но Семин взял его за локоть, держал крепко:

— Кто они? Где? Встречал? Они здесь?

— Нет.

— Что ж дрожишь как осиновый лист? Ну? Говори! Где они, кто? Говори! И все! Ты, аспирант!

— Вы меня ввязываете!

— Ты — аспирант!

Семин все держал парня, не отпускал. Некуда было Тимуру от него деться. И он сдался, потянул опять в ресторан:

— Идем. Далеко ходить не надо.

В зале, в углу, за столиком сидел мужчина. Поблескивая очками, он как раз наливал себе из бутылки. Полноватый, в пиджаке, кажется, с чужого плеча. Один сидел, коротал с удовольствием время.

Семин подошел:

— Вас там спрашивают.

— А? Кто?

— Семин.

Мужчина, помешкав, встал, двинулся вслед за Семиным. Тот шел, не оборачиваясь. «Семин? Это кто, Семин?» — недоумевал мужчина. Спустились по лестнице в гардероб.

Семин наконец обернулся:

— Снимите очки. И к стенке лицом.

Мужчина обвел взглядом пустое помещение:

— Вот так, значит.

— К стенке. Руки над головой.

— Ну, допустим.

Он не испугался, не удивился, встал, как было велено, упершись в стену ладонями. Сказал:

— Ладно, не знаю, что у тебя там в кармане!

— В кармане пистолет. Я стрелок ВОХРа. Прихватил с поста.

— А кто тебя знает!

— Что в ваших, посмотрим!

Семин обыскивал мужчину, тому вдруг стало весело:

— Ты чего? Я ж пустой, дурочка! Ребятишки меня выпотрошили, двое ребятишек, профессионалы, попал под них. Да пустой, пустой, опоздал ты, друг! Месяц бы назад, перед круизом этим… Но тогда б я тебя сам поставил!

— Нож?

— А нож у этого был, как его… у Левы. Лева утонул. И второй, который в паре с ним, тоже утонул. Вверх ногами перевернуло, жилет не так надел. Бабки мои из него полезли, всплыли. Ну? Идем?

Не дожидаясь, мужчина направился к лестнице. Махнул Семину:

— Идем стакан налью. Выпьем за жизнь!

…Сидели за столиком.

— В первый день познакомились, только отплыли. Вдруг стук, входит. Это я потом понял, не случайно она ко мне, не по ошибке. Ну, что тебе сказать? Все время я с ней, день, ночь, и карты эти как наказание. Не могу играть, не хочу, только о ней думаю. До того дошло, веришь — нет, допустим, даму надо скинуть, а я держу. У нее Маринино лицо! Черт-те что! Ну, ребятишки чешут меня, радуются. А ведь я сам их чесать ехал, на работу. Что происходит? В общем, только в порт зашли, деру дал. Все! Нет, не все: на поезде догонял. И на корабль опять, к ней. Выпьем за любовь!

Хозяин поднял бокал. Семин тоже взял и опрокинул на скатерть.