Фархад Агамалиев - Старый причал

— Ладно-ладно, Иса-ами, знаю, — остановил его Омароглу. — Послушай, может, мы тебя к другому делу приставим, а? Говорят, ты до войны лучшим трактористом был в районе.

— Был, — усмехнулся Иса, — а теперь, когда трактор едет мимо, хочется в землю зарыться. Слово такое есть — контузия. Слышали?

— Ну хорошо, давац тебя счетоводом оформим, будешь с Махиром посменно работать.

— Старшие говорили: кто в семьдесят лет начинает учиться играть на зурне, тот только в гробу заиграет, — невесело улыбнулся Иса. — Стар я, сынок, новое ремесло заводить. Только и осталось дел. на этом свете — единственного сына женить. А там уж и в последнюю дорогу начну собираться. Так что, если можно, оставь меня у парома — из него и гроб мне сколотят.

— Что за глупости, джаным, какая «последняя дорога», о чем ты говоришь?! — громко воскликнул Омароглу. — А кто внуков будет нянчить? — Председатель глянул на задумавшегося Ису, тихо проговорил: — Да, мало вас осталось… Ты ведь с моим старшим братом уходил на фронт…

Паромщик кивнул, тяжело вздохнул.

— Ну ладно, Иса-ами, успокойся… Успокойся, живи пока на своем пароме, раз нравится, может, и сгодится еще когда-нибудь. А звал я тебя вот зачем. — Председатель кивнул на молча сидевшего Эмина: — Механика нашего нового хочу к тебе поселить, все равно дом твой пустует. А правление тебе платить будет. Не возражаешь?

— Какие могут быть возражения, душа моя? — повеселел Иса. — Пусть живет хоть всегда. Сейчас поедем?

Эмин встал засветло, открыл все окна и двери и принялся, как умел, наводить чистоту в доме Исы.

Повсюду в углах лепилась густая паутина, на старой мебели лежала вековая пыль, от грязи почернели ветхие занавески.

Он бился с запустением уже часа три, но, качалось, только увеличивал хаос. Уставший, он сидел па подоконнике и молча глядел на окраинную деревенскую улицу.

Тут его и окликнул подошедший Ильяс-киши:

— Доброе утро, сынок. А я к тебе — пустишь в дом?

В комнате он поставил на стол маленькую корзину, полную отменного винограда.

— Угощайся. Мне помощь твоя нужна, сынок, — сказал Ильяс-киши. — От тебя зависит будущее этих мертвых земель.

Это было неожиданно — Эмин изумленно воззрился на Ильяса-киши.

— Мне кажется, что вы что-то перепутали, Ильяс-ами, — мягко сказал он наконец. — Я вчера только приехал в село, ничего не смыслю в ваших делах. Чем я могу помочь вам, что от меня зависит?

— Не спеши, сынок… Никто не требует, чтобы ты нас учил лозу обрезать. Но ты механик! Понимаешь, я бы уже давно поехал в Баку, нашел бы нужную дверь, если бы решил одну простую вещь: откуда взять воду для полива этих земель? У нас здесь багар не получится — лето очень засушливое, виноград сгорит. Обязательно надо его поливать! Очень прошу тебя, подумай, как самым коротким путем проложить к этим землям водопровод от реки. Мне это не под силу — здесь твоя голова нужна. Притом, учти, никто нам денег на это дело не даст, их в колхозе просто нет, а председатель считает, что виноград только спекулянтов плодит.

— Вы говорите — «нам», будто мы уже решили действовать вместе, — помолчав, усмехнулся Эмин.

— Слушай, парень, — серьезно глянул на него Ильяс. — В жизни не так часто случается, когда от нас зависит что-то важное. Помоги, сынок, — это не мне надо, а людям…

Ильяс-киши встал и, не простившись, ушел.

Эмин взял гроздь винограда, поглядел на нее в задумчивости, потом подошел к открытому окну.

— Так это ты наш новый механик? — окликнул его женский голос с улицы. Под окном стояла Амина и. чуточку сощурив глаза, глядела на него с дерзкой улыбкой. — Позови отца. Он говорил, что к тебе пошел.

— Если ты имеешь в виду Ильяса-киши, то он только что ушел.

— Значит, опять за деревню отправился с с землей разговаривать. Отец вчера рассказывал, какой умный новый механик приехал, все на свете знает. Я думала, какой-нибудь важный, седой, а ты совсем молодой… Помочь, что ли, тебе?

— Ну помоги, если хочешь.

— А если кто увидит и скажет, что Амина к одиноким мужчинам в дом ходит, тогда что?

— Тогда не морочь мне голову и проходи дальше.

— А с другой стороны, тебя жалко. Ладно, ты иди погуляй, а я посмотрю, что здесь творится…

Эмин медленно бродил по селу. Начинался обычный деревенский день, с громким говором крестьян, с веселым гвалтом детворы, блеяньем овец, кудахтаньем кур. К Эмину присматривались. Его бегом догнал маленький дочерна загорелый мальчишка.

— Механик-ами, тебе очень быстро надо бежать к телефону — из Баку звонят.

И мальчишка вновь припустил по улице. Эмин пожал плечами и побежал за ним.

Запыхавшись, влетел в здание правления. Промчался по коридору. Остановился в растерянности. не зная, в какую дверь толкнуться.

— Сюда, пожалуйста, — пригласила его выглянувшая из одной двери девушка-бухгалтер.

В комнате сидели за столами еще две женщины. Эмину протянули трубку.

— Слушаю!

— Сынок, родной, как ты там? — кричала в трубку Лейла-ханум. — Что ты там кушаешь? Какой номер у тебя в гостинице? Ты меня слышишь?

— Ты заставила меня бежать через все село, чтобы спросить, что я ем? — Эмин старался говорить как можно тише. — Мама, ты понимаешь, в какое положение ты меня ставишь?

Женщины делали вид, что целиком заняты своими бумагами.

— Я тебя плохо слышу! — кричала Лейла-ханум. — Если они начнут требовать, чтобы ты ездил на комбайне, не соглашайся пи за что. Тебе голову напечет! Ты меня слышишь? Пусть они тебе в номер телефон поставят!

Эмин положил трубку на рычаги, поблагодарил женщин и вышел.

Едва затворилась за ним дверь, в комнате грохнул хохот.

Дом было ее узнать — он блестел, начиная с оконных стекол н кончая посудой. Занавески и скатерть Амина связала в большой узел.

— Это я с собой заберу и постираю дома. Уф-ф, давно я так в доме не убирала. С тех пор, как муж пропал.

— Куда пропал?

— Если бы я знала! Пропал, пять лет уже скоро будет. Его мать не хотела, чтобы он меня брал. Мы женились без свадьбы. Жили у нас. А он говорит: стыдно мужу жить в доме жены. Зиму перезимовали, поеду, говорит, на сезон, денег заработаю, дом построю, будем жить как люди. И все, пропал! Одни из нашего села ездил в… забыла, как это место называется, говорил, будто видел с женщиной его. Говорит, уже в возрасте женщина. Лицо лысое…

— Как лысое? — удивился Эмин.

— Лысое — без бровей, без ресниц. Не видел, что ли, никогда? А я говорю, если променял меня на такую, пусть и не возвращается совсем. Слушай, механик, а ведь мог же сосед обознаться, правда?

Она серьезно и выжидающе смотрела на него.

— Конечно, мог. Я даже уверен, что он обознался, — сказал Эмин.

Она молча подхватила узел.

А в соседнем дворе между двумя женщинами — довольно неказистой молодой — она была беременна, и старой — происходил такой диалог: