Сергей Александров - Без видимых причин

— Два!.. — раздался сверху голос Камчатова и сразу следом за ним — истошный вой снизу:

— Не стреляйте! Сдаемся! Не стреляйте!

— Бросать оружие, подходить к воротам по одному! — приказал Камчатов. — В случае беспорядка стреляем без предупреждения! Первый — пошел!

Первым спокойно подошел к воротам Мещеряков. Бросил наземь маузер и шашку.

За есаулом по одному понуро потянулись остальные.

Под потолком гримуборной Овчинникова сносилась пыльная электрическая лампочка.

Овчинников в офицерском мундире с золотыми погонами и витым аксельбантом дослал и поясной кобуры браунинг, оттянул защелку, вытащил из рукоятки пистолета обойму, высыпал из нее на подзеркальник боевые патроны, а пустой магазин вогнал в рукоятку. Потом он направился в гримуборную Нины.

— Простите, я не очень опоздал? Вы хотели еще раз пройти нашу сцену.

— Успеем, — через силу улыбнулась Нина.

…Пожарный Башмаков чуть раздвинул тяжелый плюшевый занавес. Зрители заполняли зал.

— Вроде и не случилось здесь ничего… — мрачно пробурчал Башмаков и ушел за кулисы.

…В гримуборной Овчинников стоял на коленях перед Ниной.

— Жизнь без вас лишена для меня смысла! — патетически произнес он и выхватил из кобуры браунинг. — Прощайте!

— Сейчас же перестаньте! Что за глупая шутка!

Но Овчинников уже приставил пистолет к виску и нажал на спусковой крючок. Раздался сухой щелчок, и Овчинников, словно подкошенный, рухнул к ногам Нины. Рядом упал пистолет.

Нина, окаменев, стояла над «трупом».

Овчинников с улыбкой поднялся на ноги, отряхнул мундир.

Внезапно Нина, задыхаясь, опустилась в кресло.

— Алексей, сердце схватило… — проговорила она через силу и показала на грудь. — Пожалуйста, воды… Там… — И потеряла сознание.

Овчинников схватил графин и выбежал из гримуборной. В коридоре он столкнулся с Башмаковым.

— Опять ей плохо, что ли? — недоуменно спросил пожарный.

Овчинников отмахнулся и кинулся вниз по лестнице.

— Точь-в-точь, как было… — покачал головой старик.

В гримуборной Нина открыла глаза. Настороженно осмотрелась, прислушалась. В коридоре было тихо…

Нина кошачьим движением подняла с пола браунинг Овчинникова. Уверенно оттянув защелку, вынула из рукоятки пистолета пустую обойму. Достала из сумочки полный боевых патронов магазин и вогнала его ловким ударом ладони в рукоять пистолета. Порожнюю обойму сунула в сумочку. Протерла браунинг платком и положила на пол на старое место.

Когда Овчинников вбежал в гримуборную, Нина с закрытыми глазами сидела в кресле. Она с трудом разлепила веки, слабо улыбнулась и тихо, виновато сказала Овчинникову:

— Вроде отошло…

— Вот и чудесно. — Овчинников протянул ей стакан воды.

Нина пригубила и поднялась с кресла.

Овчинников поднял с пола свои браунинг и сунул его в кобуру.

…На сцене пошел занавес.

Как и во время прошлого спектакля, задник сцены был украшен лозунгами и транспарантами.

Овчинников, стоя на коленях перед Ниной, гневно восклицал:

— Если вы оттолкнете меня, я застрелюсь на ваших глазах!

— Мальчик!.. — почти ласково сказала Нина. — Я старая усталая женщина… А у вас впереди еще не одна любовь…

— Любовь бывает только одна! Жизнь без вас лишена для меня смысла! Прощайте!

Из-за кулис все тот же худосочный парнишка, готовый ударить в устрашающих размеров барабан, во все глаза следил за тем, как Овчинников приставляет пистолет к виску.

— Сейчас же перестаньте! Что за глупая шутка! — выкрикнула Нина.

Парнишка закрыл со страху глаза и оглушительно бухнул в барабан. Овчинников как подкошенный повалился на пол, пистолет упал рядом.

Зал взорвался аплодисментами.

Нина, окаменев, стояла над неподвижным телом. Вдруг, в ужасе заломив руки, истерически закричала и кинулась за кулисы.

Занавес опустился под гром аплодисментов.

— Неужто и этот? — обалдело спросил пожарный Алмазова.

Тот дико посмотрел на Башмакова, с опаской приблизился к Овчинникову, склонился над ним.

…В гримуборной Нина схватила пальто, сумку, кинулась к выходу. Но дверь распахнулась, и на пороге появился Овчинников.

Нина в ужасе попятилась.

Овчинников неторопливо подошел, взял у нее сумку, высыпал на подзеркальник содержимое, отложил пустую обойму.

— Удивляетесь, что я жив? — учтиво спросил он и достал из кармана магазин с патронами. — Вот ваша обойма. Я снова заменил ее пустой.

— Убейте меня… — хрипло сказала Нина.

Овчинников отрицательно покачал головой.

— Убивать — не моя профессия. А вот за что вы хотели меня убить? Не понимаю…

— Важин приказал… — Нина говорила медленно, с трудом, не глядя на Овчинникова. — И этого несчастного Ямщикова тоже… Он перед спектаклем опознал в тюрьме моего мужа и сказал об этом Важину… Важин ему обещал немедленно сообщить в ЧК, а сам ко мне. Объяснил, что если от Ямщикова тут же не избавиться, мужа расстреляют… А сегодня — вас приказал… Не знаю, за что… Но опять ради мужа… Всегда ради мужа… Я — его жертва…

— Значит, заменить обойму велел Важин?

— И тогда и сейчас — Важин… И обоймы с патронами дал. Все он. Он мной играл…

— В отличие от Ямщикова, я не влюблен в вас, — сказал Овчинников. — Но ведь на сей раз ЧК могла заподозрить, что магазин заменили.

— Теперь это все равно… — мертвым голосом сказала Нина, все также глядя мимо Овчинникова. — Я ухожу за кордон с мужем… Он уже свободен. Он ждет меня… Простите, я не хотела, меня заставили. Если вы благородный человек, поймите меня. Дайте мне уехать… Пожалуйста…

Овчинников покачал головой:

— Ваш муж не ждет вас, Нина Петровна.

— Почему, господни Овчинников? — Она в страхе подняла глаза.

Рядом с Овчинниковым стоял Камчатов.

— Это не Овчинников, гражданка Плюснина, это чекист Дроздов, — сухо сказал Камчатов. — Собирайтесь. Спектакль отменяется.

Мгновение Нина бессмысленно смотрела на Дроздова. Потом вдруг ее лицо разительно изменилось. Теперь оно выражало лишь холодную жестокость,

— Жаль… что я не могу… вас всех…

Камчатов обернулся к стоящему в дверях Маслакову. Тот увел Нину.

Камчатов и Дроздов вышли в коридор и столкнулись с запыхавшимся Алмазовым.

— Товарищ Камчатов, что-нибудь случилось? — спросил он.

— Случилось. После прошлого спектакля вы нам солгали, что не были при обмороке Нины.

— Я… Я не желал быть замешанным… — пролепетал Алмазов, бледнея.

— И навлекли на себя подозрение в убийстве, — жестко сказал Камчатов. — На базаре мы едва не приняли вас за мещеряковского подручного.

Алмазов из бледного стал пепельно-серым.

У стола Камчатова сидел Дроздов в кожанке и картузе со звездой. Начальник ЧК привычно мерил шагами кабинет.