Юрий Нагибин - Директор

Пустив эту стрелку, она метнулась к выходу Саня плюнула ей в след и презрительно передернула плечами. Но смутное женское беспокойство заставило ее посмотреться в зеркало. Оттуда ей жалко улыбнулось усталое, обветренное лицо с полоской мазута на виске.

…Завернувшись в простыни, ублаготворенные парилкой, медленно и величественно, как древние римляне, Зворыкин и Рузаев шествуют через роскошную моечную «аристократического» отделения Сандуновских бань. Даже в этом месте, где каждый наг, как прародитель наш Адам, и то чувствуется, что времена изменились и нэп вступил в зрелую пору. Иначе откуда могли взяться эти жирные телеса, эти белые пухлые спины, над которыми трудятся поджарые, с тряпичными руками банщики в мокрых набедренных повязках, эти зады-подушки под хрустальными водопадами душей, этот пробегающий в сторону бассейна с подносом, уставленным пивными и коньячными бутылками, потный, прилизанный половой?

Доносится громкий смех. Это гогочет толпа, окружившая бассейн для плавания. Зворыкин и его друг подходят к бассейну, и глазам их предстает увлекательное зрелище: несколько молодых нэпманов в изысканных купальных костюмах распивают бутылку «Петровской» водки на мраморном барьерчике и закусывают сардинами и анчоусами, ныряя в воду и вылавливая их ртом со дна водоема. Специально приставленный к делу малый трудолюбиво опорожняет в бассейн консервные банки. Зворыкин переглянулся с приятелем.

— Ишь, паразиты! — проговорил он с отвращением на грани восторга.

На глазах Рузаева выступили слезы.

— За что боролись, Алеха? — прошептал он.

— Тебе люди цирк показывают, а ты недоволен, — успокаивающе произнес Зворыкин.

— Неужто для того я столько чужой и своей крови пролил, чтобы эти сволочи за кильками ныряли?

— Ты же фронтовик, тебя ли учить, что бывает временный отход перед наступлением?

— Отход… отход, — волнуется Рузаев и вдруг с воем кидается к бассейну…

Зворыкин успел перехватить его и оттаскивает подальше от греха.

— Ослабли нервишки! — раздается знакомый голос.

Придерживая простыню у левого обнаженного плеча, за ним стоит Кныш.

— А, Кныш! — приветствовал Зворыкин своего бывшего соперника. — Ты еще жив?

— Как видишь!..

— Сто лет не видались! — вяло проговорил Рузаев.

— Не узнаю тебя, — говорит Кныш Рузаеву, — ты вроде был не из хлюпиков.

— О чем ты?

— Недавно один хиляк, член партии, не выдержал всего этого, — Кныш кивнул в сторону резвящихся нэпмачей, — и сам себя к вышке приговорил. И не понял, дурак, что это выстрел — не в себя, а в партию.

— За меня можешь не опасаться, а глядеть — противно!

— А мне приятно! — улыбнулся Кныш. — Люблю видеть врага в лицо. Всех этих фабрикантов, торгашей, биржевиков. — Кныш светло и твердо смотрит на появившуюся из воды цветущую рожу с сардиной в зубах.

А Рузаев отворачивается — нет у него сил глядеть на такое…

Зворыкин, распаренный, чуть усталый, возвращается домой. Он входит в комнату и не узнает ее. Не то чтобы она уж так сильно изменилась, но занавеси на окнах, абажур на лампе, а главное, множество цветов необычайно украсили спартански голое жилье. Но еще более неузнаваема Зворыкину прекрасная женщина, завитая, надушенная, с алым ртом и шелковыми ножками.

Банные принадлежности посыпались из рук директора. Он схватил Саню за руку и потащил к умывальнику Нагнув ее голову под кран, он принимается яростно смывать косметику с ее лица, льет воду на прическу, развивая созданные горячими щипцами кудри. Саня вырвалась и убежала в спальню. Зворыкин настиг ее, но в руках у него оказалась лишь часть Саниного платья, а сама она вновь ускользнула.

Но вот Зворыкин поймал ее и, как Саня ни отбивалась, притащил в ванную, окунул. Саня плачет, воет, пытается вырваться, но тщетно — железная рука Зворыкина не отпускает ее…

Моторный цех. Поздний вечер. Здесь Зворыкин, инженеры, группа рабочих.

— Послушайте, Марков, — обратился к старому инженеру Стрельский. — Наш друг Рубинчик сделал гениальный расчет рамы.

— Сомневаюсь.

Стрельский показывает Маркову расчеты, и тот от души пожимает руку Рубинчику. Входит Зворыкин.

— Товарищ директор, посмотрите, какой изящный расчет, — сказал Марков.

Смущенно и подавленно глядит Зворыкин на непонятные цифры.

— Поймал! Ай, поймал!.. А вы думали, что с трехклассным образованием я владею высшей математикой? Но я овладею ею, Марков, и всем прочим, что нужно директору. И вы сами мне поможете, хочется вам этого или нет. — Зворыкин повернулся к Стрельскому. — Запускайте!

Стрельский включает мотор нового двигателя.

— А ну, давайте на больших оборотах!

Двигатель доходит до истошного рева.

— А теперь на малых!

И когда Стрельский выключил двигатель, голос Зворыкина прозвучал от усталости совсем буднично:

— Кажется, порядок?

— Похоже, добились… — так же вяло отозвался Стрельский.

Зворыкин не может оторваться от нового мотора, то с одной стороны зайдет, то с другой, там погладит, там похлопает. Он телесно, кожей ощущает близость его металлической плоти.

Костыльник подтолкнул Каланчу.

— Глянь, будто бабе щупака задает…

— Да это ему всякой бабы милей…

— Степ, — позвал Зворыкин Рузаева, — глянь, какой красавец.

Рузаев хмуро отвернулся.

— Не любишь ты техники, — опечалился Зворыкин.

— Я народ люблю, — ответил Рузаев.

В цехе появляется Саня. Она восстановила нарушенную Зворыкиным красоту: на голове — вавилонская башня, на ногах — лакированные лодочки, она прекрасна и величественна. Зворыкин ошеломленно глядит на нее. Саня приблизилась и протянула ему какую-то бумажку.

Телефонный звонок. Мастер Василий Егорыч берет трубку.

— Слушаю… Алексей Петрович, нарком на проводе.

Но Зворыкин не слышит.

— Что это? — спрашивает он растерянно.

— Заявление об уходе, — с достоинством говорит Саня.

— Алексей Петрович, тебя Махарадзе! — кричит Василий Егорыч.

Не отрывая глаз от Сани, Зворыкин идет к телефону и берег трубку.

— Слушаю, товарищ Махарадзе. — Зворыкин жестом просит заглушить мотор.

И как только смолкает гул, мы слышим яростный треск в трубке.

— Товарищ Махарадзе, — оправдывается Зворыкин, — мы можем рапортовать, что задание выполнено. Новый мотор нами проверен. Ей-богу… Тьфу, слово коммуниста, я не вру..

Махарадзе снова разражается бурной тирадой.

— Сейчас не вру, — поправился Зворыкин, — не подведем, товарищ Нодар. Можете смело докладывать, что советский грузовик есть!.. — Он положил трубку.

— Сбегаешь? — хрипло спросил он Саню.

— Сбегаю, Алеша, — серьезно, даже печально ответила Саня. — Назад в твою жизнь.

— Что это значит?

— Я старею и дурнею, Алеша. Еще год такой жизни — и ты окажешься слишком далеко от меня, не докличешься.