Юлий Дунский - Служили два товарища

Потом прошла на рысях кавбригада во главе с безногим комбригом. За комбригом ехал оркестр. Два трубача были рослые, губастые, а третий — совсем ребёнок, лет четырнадцати. Подбоченясь, он сидел на умной ласковой лошадке и трубил в начищенный до сияния горн.

…Пение горна и звяканье эскадронных бубнов проникали внутрь, в комнаты, где работали штабисты.

Начальник штаба армии, повысив голос, закончил фразу:

— …разработан товарищем Фрунзе и одобрен главкомом.

Он дотянулся до форточки, прикрыл её и заговорил снова.

— Согласно этого приказа наступление начнётся сегодня.

В комнате было много военных, среди них и начштаба 61-й дивизии.

Все они напряжённо слушали, разложив на коленях планшеты с картами, делая в блокнотах понятные им одним пометки.

— Главный удар будет нанесён на Перекопском перешейке, — продолжал начальник штаба армии. Он подошёл к стене и показал на карте. — Нашей армии приказано взять штурмом Турецкий вал и, прорвав укрепления белых, войти в Крым на плечах противника…

Начштаба 61-й дивизии, нахмурившись, провёл карандашом у себя на карте жирную линию. Это был Турецкий вал. Потом нарисовал короткую толстую стрелу, нацеленную сверху вниз. Это было направление удара. Нарисовав, он поднял голову и недовольно зашевелил усиками. Задвигались на своих местах и остальные военные: они тоже удивились, но не решались прервать начальство вопросом. А начальник штаба армии невозмутимо продолжал:

— Существует мнение, что Турецкий вал практически неприступен. Полученные нами последние данные подтверждают, — он отыскал глазами начштаба 61-й, — что оборонительные позиции белых действительно весьма надёжны. Поэтому командование решило одновременно с лобовым ударом провести обходной манёвр. Специальной ударной группе из частей нашей армии предлагается форсировать Гнилое море — Сиваш — и выйти на Литовский полуостров, с тем чтобы ударить по белым с фланга.

Он снова показал по карте, и снова в комнате зародился удивлённый шум. Кто-то спросил, не выдержав:

— А как его форсировать, Сиваш, если он непроходимый?

— Обычно Сиваш непроходим, — тем же деловитым голосом ответил начштабарм. — Но в последние дни сложилась исключительно благоприятная ситуация. Сильные северо-западные ветры отогнали воду на восток. Дно Сивашского залива частично обнажилось. Поэтому мы двинем вброд через Сиваш пехоту, кавалерию и даже артиллерию. Штурмовую колонну поведут опытные проводники из местных крестьян…

И опять комната наполнилась тихим гулом — на этот раз одобрительным.

Начштаба 61-й нарисовал на своей карте ещё одну стрелу. Была она кривая, начало брала рядом с первой, нацеленной на Турецкий вал, и загибалась далеко налево. Пройдя через Сиваш и Литовский полуостров, эта изогнутая стрела вонзалась клювом опять же в Турецкий вал, но уже не спереди, а с тыла…

…Парад кончился. Возле полевых кухонь, подкативших прямо к штабу, толпились бойцы с котелками.

С телеги раздавали газеты. Брали их охотно, но читать умели немногие: неграмотные с газетами в руках собирались вокруг грамотеев, вслух читавших новости республики.

На крыльце штаба устроился худой угрюмый мальчик в драной шинели. Он ел похлёбку из котелка. Непонятная тень упала на него, и он поднял глаза.

Перед ним красовался на коне другой мальчик — тот самый горнист, что ехал перед кавбригадой.

— Ты кто? — спросил горнист задиристо.

Худой мальчик покорно ответил:

— Я полковый сын.

Горнист хмыкнул:

— Сын… Мабуть, ты не сын, а пасынок! Шо ж твой полк тебя не оденет, не накормит?

Мальчик в шинели тихо сказал:

— Вот ведь я ем…

— А я эту пойлу сроду не кушаю, мне в любом эскадроне и сала дадут, и луку, и сахару.

Мальчик поглядел на горниста — какой он был чистенький и красивый, в сапожках со шпорами, с золотым горном на груди — и безнадёжно попросил:

— Дай в трубу подудеть.

— Ну да!.. А потом с горна сопли выбивать? В нос труби, пехота! — И он отъехал от крыльца.

Сверху, с балкона, на них молча смотрел командарм. Он вздохнул, повернулся и ушёл внутрь, в комнату.

Там продолжалось совещание.

— И в этот прорыв устремятся Первая конная и Вторая конная, — говорил начштаба армии. Когда вошёл командарм, он умолк. Все, кто был в комнате, встали.

— Какой ветер? — спросил с порога командарм.

— По-прежнему северный, скорость девять метров.

Командарм удовлетворённо кивнул и только тогда поздоровался:

— Здравствуйте, товарищи командиры. Садитесь… С приказом все ознакомились? Дополнений, оперативных поправок нет?

Комната почтительно молчала. Командарм расстегнул крючки шинели и сел на придвинутый кем-то стул, поставив между колен серебряную саблю с орденом на эфесе.

— План командования, на мой взгляд, прост, остроумен и убедителен. Великолепно найдено направление основного удара — обходной манёвр через Сиваш. Конечно, риск есть, большой риск — вы сами понимаете, что будет, если ветер переменится и вода вернётся в Сиваш… Но риск — это обязательный элемент стратегии.

Усатые темнолицые командиры с напряжённым вниманием вслушивались в длинные и не совсем понятные слова.

Командарм задумался, потом провёл ладонью по лицу, встал и сказал уже про другое:

— Товарищи командиры, в шестнадцать часов будет праздничный обед. Кроме того, получите папиросы — это нам подарок от Петроградского Совета…

На Корабельной улице, где жила Саша, было темно и тихо; только шлёпался о берег прибой. Кое-где на неподвижных кораблях светились окна кают, круглые, как фонари.

Торопливо процокали по доскам пристани конские копыта, и снова стало тихо. Всадник спешился, привязал лошадь к чугунному кнехту и негромко позвал:

— Сашенька!

На маленьком катере приоткрылась дверь каюты. Сестра милосердия вышла на палубу.

— Ой, — сказала она и прижала кулачки к груди.

— Не рады?

— Рада… Ужасно рада.

Брусенцов перемахнул с причала на палубу.

— Чаю дадите?

— Сейчас? — испугалась Сашенька. — Что вы, милый, это неудобно… Правда, неудобно. Приходите завтра.

— Какое ещё завтра? — дёрнул плечом поручик. — Никакого завтра не будет. У меня всего час времени.

Саша испугалась ещё больше.

— Вы убежали с гауптвахты? Из-за меня?

Поручик сморщился:

— Бог ты мой, как романтично… Ничего я не убежал. Меня оттуда в шею выгнали.

— Почему?

— Еду искупать вину кровью. Как повелось на Руси: своей кровью чужую вину…

— Я ничего не понимаю, — растерянно сказала медсестра.

— Чего ж тут не понять? Всех офицеров посылают на фронт. Красные начали наступление.

Сашенька охнула и беспомощно схватилась за рукав его шинели.