Юрий Нагибин - Белая сирень

Рахманинов. Вот беда! (Хватает себя за виски — его характерный жест и в радости, и в горе.) Спасайте мать.

Ветеринар как-то странно смотрит на него, берет его правую руку и отводит от виска.

Ветеринар.А ну-ка, распрямите пальцы!

Удивленный Рахманинов повинуется.

Ветеринар.Вот что нам надо! Рука аристократа и музыканта. Узкая и мощная. Великолепный инструмент. За дело, Сергей Васильевич!

Рахманинов понимает врача. Он сбрасывает куртку, закатывает рукав сатиновой рубашки. Присутствующие переглядываются с надеждой: и впрямь, удивительная рука — совершенное создание природы — мускулистая, крепкая в запястье, с длинными сильными пальцами. Рахманинов погружает руку в естество кобылы. Та дергается в ответ на новое мучительство, а затем издает тихое нутряное ржание, будто понимает, что наконец-то пришла помощь. Медленно, осторожно, ведомый могучим инстинктом, проникает Рахманинов в горячую плоть к едва теплящемуся огоньку новой жизни. Звучит слышимая, быть может, не одному ему музыка литургии. Люди оцепенели, будто присутствуют при таинстве. Неуместно, даже кощунственно звучит в этой молитвенной тишине свежий женский голос. Марина появляется в проеме двери.

Марина. Сергей Васильевич! Вас обедать ждут.

Герасим. Цыть!..

Белов. Вертихвостка!..

Марина зажимает себе рот, становится на цыпочки и через головы и плечи впереди стоящих видит… вздутый живот и узкую морду лошади… Рахманинова, колдующего над ней. Марина переходит на другое место и видит… его залитое потом лицо с прикушенными губами, его мучающиеся глаза. Спазмы кобылы выталкивают руку Рахманинова.

Рахманинов(сквозь зубы). Я упущу его.

Ветеринар приваливается плечом к его плечу. Герасим подпирает ветеринара. Рука снова уходит глубже, а затем понемногу выпрастывается. Ветеринар отталкивает Герасима и убирает свое плечо. Рука Рахманинова совсем выходит из тела животного, а за ней возникают деликатные копытца, шелковая мордочка, плечи и все странно длинное тельце жеребенка.

Ветеринар(ликующе). Живой!.. Ну Сергей Васильевич!.. Ну кудесник!..

Герасим(истово). Спасибо тебе, Господи, что не оставил нас!..

Шехерезада издает тихое, нежное ржание. Марина всхлипывает.

Белов.Ты чего, девка? (И всхлипывает сам.)

Марина подходит к Рахманинову. Он стоит понурый, опустошенный, на лице заблудилась странная улыбка. С руки его стекает кровь и слизь. Марина берет его измаранную руку, подносит к губам и целует.

Рахманинов(растерянно). Что вы?.. Зачем?..

Марина. Добрая ваша рука… Простите, Сергей Васильевич…

Рядом стоит кадка с водой. Марина обмывает руку Рахманинова, словно новорожденного. Обтирает подолом и выходит из конюшни.

Ветеринар, конюхи и мешающий им Белов подкладывают жеребенка к матери. Рахманинов подходит и садится на корточки перед мордой Шехерезады, гладит ее глаза. Музыка литургии по-прежнему звучит в его душе.

Марина идет от конюшни. Из плотницкого сарая слышны зудящие, острые звуки точильной машины. Заходит в сарай.

Иван точит кухонные ножи. В зубах цигарка. Что-то мурлычет про себя. Марина неслышно подходит сзади и закрывает ему глаза ладонями.

Иван. Порежешься, скаженная!

Он легко вырывается, останавливает машину и с размаху всаживает длинный кухонный нож в стенку сарая.

Марина. Чего не приходишь? Больно гордый стал?

Иван. Нам гордиться нечем. Мы по заграницам не мотаемся и с барями шуры-муры не разводим.

Марина. Сдурел? Или какую лохмушку завел?

Иван(молодцевато). Может, и завел.

Марина(сердечно). Брось, Ваня. Никого ты не завел, а ждал меня. Нас с тобой связало — не растащишь.

Иван. (в ярости). Так чего же ты строишь из себя? Приехала — как чужая!

Марина. Да дел-то не переделаешь! С утра до ночи, как белка в колесе.

Иван… А ты чо позволяешь на себе ездить? Сплуатировать?

Марина. Ученый ты стал, Иван.

Иван глядит оторопело. И вдруг со счастливым смехом накидывается на Марину и валит на пол. В жарком поцелуе смыкаются их губы. Жадными, ненасытными руками он ласкает тело Марины, задирает подол сарафана, обнажая золотистое полное бедро. Непогашенный окурок падает в стружку, которая начинает тлеть. Но любовники не замечают этого.

Марина(задыхаясь). Пусти, Ваня, нельзя сейчас…

Она пытается сопротивляться, упирается обеими руками ему в грудь, но воспаленного Ивана не остановить. Он смеется счастливо, вполголоса и закрывает ей рот своими губами. Марина сдается и теперь прижимает его к своей горячей груди. Стружки потихоньку занимаются пламенем.

Марина. Ох, Иван, да мы никак горим!..

Иван. Да черт с ним, тут давно все сжечь пора.

Сквозь разрастающееся пламя мы видим два тела в конвульсивном объятии…

Небольшая железнодорожная станция подстепной российской стороны. Перед ней немощеная пыльная площадь, посреди которой пасется теленок, привязанный к колу. На площадь смотрят пожарная часть с каланчой, почта, булочная, скобяная лавка и трактир. Подъезжает, вспугнув теленка, темно-зеленый открытый запылившийся автомобиль. За рулем — Рахманинов. Останавливает машину в тени тополей. Мгновенно ее окружают откуда-то вынырнувшие мальчишки. Разглядывают потрясенно.

Мальчонка.Небось тысяч шесть стоит!

Рахманинов.Вот и не угадал — тысячу триста!

Рахманинов выходит из машины, идет на станцию.

Рахманинов и железнодорожный служащий в фуражке.

Рахманинов. Московский не приходил?

Железнодорожный служащий. Десять минут как отправили. Вас какой-то господин искал. Очень на Шаляпина смахивает.

Рахманинов возвращается на площадь.

Из трактира, но не из дверей, а откуда-то сзади, из палисадника, появляется Шаляпин с портпледом в одной руке и связками баранок в другой. Воровато оглядывается, замечает Рахманинова и бежит к нему, продираясь сквозь заросли крапивы.