Андрей Михалков-Кончаловский - Андрей Рублев

…Откуда-то издалека до Андрея доносится угрожающий треск дерева.

— Пусти, я сам подобью! — слышится голос Кирилла. — Отходи! Отойди в сторону! — орет Кирилл. — Берегись! Ты что, одурел, Андрей!!!

С грозным шумом, разбрасывая черную хвою и подняв тучу снежной пыли, падает вековая сосна. Андрей, которого Кирилл в последнюю секунду выталкивает из-под падающего дерева, стоит, задумчиво уставившись под ноги.

— Ну, брат! — поражается Кирилл.

Медленно оседает снежное облако. Андрей молча поворачивается и идет вдоль поваленного ствола дерева, проваливаясь в глубокий снег.

— Ты что, Андрей?.. Андрей! — кричит ему вслед Кирилл.

— Я лучше могу…

— Лучше чего?

— Лучше…

— Чего лучше?

— Лучше Грека, Феофана.

— Побойся бога, Андрей. Грех это. Гордыня это…

— Господи… — вздыхает Андрей и закрывает лицо руками.

Кирилл исподлобья смотрит ему вслед. Андрей улыбается и уходит все дальше и дальше по снежной целине.

Он выходит на большую дорогу и останавливается на обочине. Мимо него движется огромный табун, окутанный теплым паром лошадиного дыхания. Лошади идут, устало покачивая головами, фыркая, уныло взрывая желтый снег дороги и задумчиво глядя на проплывающие мимо необъяснимые предметы. Андрей рассеянно смотрит на покатые спины лошадей, бредущих в полудреме бесконечной дороги, и о чем-то сосредоточенно думает.

— Садись, доедешь, — прерывает его размышления чей-то голос.

Андрей поднимает голову и видит улыбающегося богато одетого татарина верхом на взмыленном жеребце.

— Спасибо, дойду, — отвечает Андрей и, повернувшись, идет вдоль дороги.

Татарин трогает поводья и едет за ним. Некоторое время он следует за Андреем, потом догоняет его и молча едет рядом, касаясь ногой в стремени его локтя. Андрей идет, не поднимая головы и стараясь не обращать внимания на всадника.

— Устал, садись, — слышит Андрей настойчивое приглашение.

Андрей ускоряет шаг. Тогда тот начинает оттирать чернеца с обочины в нехоженый снег. Андрей сопротивляется незаметно и упрямо. Но стремя больно врезается в локоть, Андрей проваливается в снег, останавливается и поднимает на улыбающегося татарина полный трезвой ненависти взгляд.

— Садись, доедешь, — повторяет всадник.

Андрей медлит мгновение, потом решается и, размотав поводья оседланной серой кобылы, подуженной к стремени купца, садится в седло.

Некоторое время они молча едут рядом.

— Как тебе мои лошади? — спрашивает вдруг татарин.

— А я в них не понимаю ничего.

— Совсем ничего?.. Ну, чего молчишь?

Андрей не отвечает. Татарине упор рассматривает монаха, наслаждаясь его замешательством.

Андрей, покусывая губы, смотрит на занесенные снегом вечерние поля.

— Тебе Москва? — снова обращается всадник к Андрею.

— Мне недалеко. Монастырь Андрониковский.

— Татарская лошадь — хороший. — Ему очень, наверное, хочется поговорить после длинного путешествия в одиночестве.

— Твой земля — хороший земля. Богатый. В Москве лошадь дорого продам, — продолжает спутник. — Как думаешь?

— Не знаю… Продашь, наверное.

— Татарский лошадь — сильный лошадь, вкусный лошадь, — говорит татарин и, чмокнув языком, запевает сиплым голосом.

Андрей, покачиваясь в вытертом седле, глядит на грязную, как бузун [3] Бузун — так татары называли немолотую поваренную соль. (Прим. авторов.) , вытоптанную дорогу и никак не может понять, грустную или веселую песню поет татарин своим надтреснутым голосом. В тот момент, когда Андрей решает слезть с лошади и уже перекидывает ногу через луку седла, татарин обрывает песню и, ухватив его за локоть, цедит сквозь зубы:

— Сиди, сиди…

Мимо проплывают сиротливые под снегом поля, поломанные изгороди, взлохмаченные деревья с опустевшими на зиму гнездами. Андрей сидит, спрятав под мышки озябшие руки и глядя прямо перед собой злыми глазами.

— Холодно?

— Нет.

— Зачем врешь? — татарин снимает с рук шитые серебром рукавицы и протягивает их Андрею. — На!

— Не надо мне.

— Возьми, с русский богатырь снял убитый. Возьми.

— Да тепло мне…

— Пошутил, бери!

Андрей отрицательно качает головой.

— Возьми! — орет татарин.

— Иди ты еще! Что пристал?! — возмущенно кричит Андрей ему в ответ.

Купец неожиданно смеется, кладет рукавицы на луку седла и достает из подсумка кусок вяленого мяса. Потом, вынув из-за пазухи нож, отрезает ломтик и кладет его за щеку оттаивать.

— Конина хочешь? — мычит он.

— Нет.

— Не любишь?

— Не люблю.

— Ничего, привыкать будешь, — вздыхает татарин.

В морозном сумеречном воздухе призрачно возникают стены монастыря. Жеребец под всадником спотыкается и, дробно ударив копытами, переходит на рысь. Чуть не растеряв рукавицы, мясо и кинжал и выругавшись по-татарски, купец осаживает жеребца.

— У меня четыре жена русский, — сообщает он, смачно чавкая, — три хороший, другой плохой.

Вдруг он перестает жевать и пристально глядит на Андрея. Потом неторопливо прячет сверток с мясом за пазуху и злобно кричит:

— А ну, вон ходи! С моя паршивый, вонючий, проклятый татарский лошадь вон ходи!

Андрей прыгает на дорогу и торопливо идет прочь, зло поджав губы и сложив на животе руки. Татарин едет сзади, молча глядя в спину монаху. Наконец, усмехнувшись, он произносит:

— Вся твоя жизнь на ногах будешь. Нас много, вас мало.

Мимо торжественно плывут черные деревянные стены монастыря. Татарин неотступно преследует Андрея.

— Я сам твой князь видел: в Орда приехал, с коня упал, на коленях пополз, вся кафтан порвал, — хрипло хохочет всадник.

Андрей неожиданно останавливается и тихо говорит:

— А я убью тебя, — и, подняв с дороги обледеневшую слегу, бросается на всадника.

Тот неторопливым движением опытного бойца пригибается, и тяжелая жердь выскальзывает из одеревеневших пальцев Андрея.

— Злой ты человек. Русский весь злой, — обиженно говорит всадник и трогает каблуками мокрые бока жеребца. — А я тебе за злость твой подарок отдаю… — Татарин засовывает в рот пальцы, и погружающиеся в сумерки окрестности оглашаются разбойничьим свистом.

Жеребец уносит купца вслед за табуном, а на дороге, послушная приказу татарина, остается поджарая вороная кобыла. Она стоит поперек дороги, боком к Андрею и зябко вздрагивает.

Андрей медленно пятится к воротам, протискивается в калитку и, не оглядываясь, торопится через пустой двор к кельям.

Кобыла подходит к воротам, шумно вздыхает, нюхает щель между досками и ржет печально и протяжно, глядя вслед Андрею, фигура которого растворяется в наступивших сумерках.

По глухой лесной дороге идут двое: Андрей и его ученик Фома — долговязый малый лет пятнадцати.