Андрей Поздеев - Операция «Артефакт»

И хотя я старался есть понемногу, приём жирной пищи на голодный желудок не прошёл для меня бесследно. Первые два дня меня мучили желудочные боли и рвота, поэтому я не восстанавливался, а ещё больше терял силы. И тогда Чистяков стал лично следить за моим приёмом пищи, а кто-то из близнецов постоянно и ежедневно колол мне уколы снотворного, после которых я проваливался в глубокий сон. Здесь, на многометровой глубине, не было слышно разрывов бомб, и только падающая с потолка пыль напоминала о том, что там наверху, идёт смертельная война. Надо сказать, что Чистяков сдержал своё слово. Через несколько дней я полностью восстановился.

Однажды, когда я ненадолго проснулся, я стал невольным свидетелем того, как Белый и Альбинос в большом зале отрабатывали приёмы рукопашного боя. Увидев, что я наблюдаю за ними, они немедленно прервали своё занятие и удалились к себе. За всё время моего нахождения в подземелье они ни разу не вступили со мной в разговор и всячески избегали даже визуального контакта. В свою очередь, чувствуя контроль со стороны Чистякова, я не мог проявлять личной инициативы в вопросах общения и наблюдал за ними только со стороны. Сколько времени прошло с тех пор, как мы спустились под землю, я не знал, а на все мои вопросы, который сейчас день и час, Вениамин Карлович отвечал односложно:

– Эти вопросы тебя не должны волновать.

Как бы там ни было, но мой восстановительный период был закончен, и перед началом операции Чистяков решил убедиться в этом сам. Он решил провести небольшой эксперимент, для чего воспользовался коробкой с драгоценностями, которые я нашёл в квартире Климовых.

Меня заперли в моей комнате, а сами в это время спрятали ювелирные изделия по всему подвалу. Найти их для меня не составило труда, поскольку, во-первых, я держал их уже в своих руках, во-вторых, спрятать что-либо в помещениях, в которых отсутствует маломальская обстановка и мебель, было практически невозможно. Но результаты этих тестов успокоили Чистякова, и мы начали готовиться к выходу на поверхность.

Однажды Чистяков велел нам всем собраться в столовой за столом.

– С этого момента мы приступаем к выполнению нашего задания, – объявил он.

Затем, выложив на стол листы кальки с чертежами, продолжил.

– Первый адрес, по которому мы пойдём, будет квартира Действительного статского советника Лопухина на Невском проспекте. По имеющейся у нас информации, жена Лопухина, в девичестве баронесса фон Мекк, покидая революционный Петроград в январе 1918 года, спрятала свои драгоценности в тайнике квартиры. Перед самой войной в этих помещениях размещался редакционный отдел газеты «Смена». Мы с товарищем Ивановым, – Чистяков внимательно посмотрел на меня, давая понять, что первоначальная конспирация продолжает действовать, – посетим редакцию. Легендой нашего посещения станет поиск младшего политрука Белкина, о подвиге которого корреспондент Светличкин написал в номере газеты «Смена» от 25 ноября 1941 года.

И, покопавшись в своих бумагах, он положил на стол слегка пожелтевший номер многотиражки. Там на первой странице под громким заголовком «Герой-артиллерист» была опубликована фотография Белкина.

– Я представлюсь другом вот этого самого Белкина, – Чистяков пальцем постучал по фотографии, – который хочет его найти, а ты, товарищ Иванов, – он снова взглянул на меня, – будешь моим сыном.

С этими словами он достал из своей сумки документы и передал их мне. Открыв их, я прочитал вслух свою новую фамилию – Иванов Аркадий Алексеевич.

– А кто этот Иванов Аркадий Алексеевич? – в свою очередь полюбопытствовал я.

– А это, так сказать, мой сын, поскольку с сегодняшнего дня ты будешь звать меня Иванов Алексей Олегович. Документы подлинные, поэтому проверок не бойся. Вот, дополнительно к твоему паспорту, набор карточек и наша с тобой фотография. Помнишь, когда мы с тобой фотографировались? – но фотография не вызывала в моей памяти никаких воспоминаний.

Возможно, она была сделана совершенно посторонним человеком во время нашего довоенного шараханья по музеям. На фото Чистяков смотрел в объектив фотоаппарата, он осознавал, что его в этот момент фотографируют, я же, напротив, смотрел в противоположенную сторону и во время съёмки о чём-то говорил. Глянув в этот момент на Чистякова, я понял, что ему не понравилось моё недоумение, но он сделал вид, что ничего не произошло.

В назначенное время мы покинули подвал и начали подниматься наверх. Как и в прошлый раз, один из близнецов шёл впереди, другой замыкал колонну. Идя длинными коридорами, я насчитал до выхода триста шестнадцать шагов. Около самой последней двери Альбинос прислушался к шуму на улице и, убедившись, что за ней никого нет, бесшумно отворил её и выпустил нас.

Оказавшись в первый раз за последние несколько дней на свежем воздухе, я почувствовал, что меня немного качает. Было это вызвано ещё оставшейся слабостью или так опьяняюще подействовал на меня свежий воздух, мне узнать не пришлось, поскольку над головой раздался оглушительный вой сирены, который мгновенно перенёс меня в существующую реальность, и мы стремглав бросились по улице к ближайшему бомбоубежищу. Там, сидя на лавочке под неотступным оком Чистякова, глядя на измождённые лица людей, я задумался о превратностях судьбы, по воле которой я оказался втянутым в какую-то непонятную для меня игру. И хотя слова Чистякова о выполняемом задании убедили меня, тем не менее, червь сомнения грыз меня изнутри.

Здесь, наверху, было всё, как прежде. Те же нечищеные от снега улицы с застывшими на них трамваями и троллейбусами, те же серые дома с глазницами оклеенных окон и тот же грохот артиллерийских орудий, напоминающий каждому, что передовая начинается чуть ли не на соседней улице.

После сигнала об окончании авианалёта мы вышли из бомбоубежища и пошли по интересующему нас адресу. Нужный нам дом мы нашли быстро. Поднявшись на четвёртый этаж, мы остановились перед дверью, на которой ещё красовалась медная табличка с надписью «Редакционный отдел газеты «Смена». На наш стук долго никто не открывал, и когда Чистяков уже достал из кармана связку отмычек, мы услышали за дверью чьи-то шаги и недовольное ворчание. Послышался лязг открываемых замков, и на пороге появился человек, закутанный в тряпьё с головы до ног. Недовольным голосом он спросил:

– Вам чего, – потом помедлил и добавил, глядя на Чистякова, – товарищ майор?

Чистяков сразу взял «быка за рога». Начал рассказывать, кто он, кто я и почему мы пришли сюда. Как мы потом выяснили, этот человек ровным счётом не имел к редакции никакого отношения, он просто здесь жил. Когда газета перебралась поближе к Смольному, где ещё был островок света и электроэнергии, главный редактор разрешил ему пожить в редакции и присмотреть за помещением. Поняв это, Чистяков поменял тон общения, и вскоре я увидел в руках этого человека банку тушёнки, которая сломала все границы и преграды. Так мы попали внутрь и начали осмотр комнат, не обращая никакого внимания на постояльца. Он неотрывно следовал за нами из одной комнаты в другую, не понимая, что на самом деле происходит, и, как драгоценность, прижимал к груди подаренную ему банку. Мы не разговаривали, просто молча переходили из одной комнаты в другую до тех пор, пока в одной из них я не почувствовал ни с чем не сравнимое чувство теплоты от камней и лёгкое притяжение от большого количества металла, исходившее из угла под паркетом. Поймав мой взгляд и поняв, что я выполнил свою работу, Чистяков показал мне глазами, что мы уходим, и, поблагодарив мужчину за предоставленную возможность прогуляться по его апартаментам, мы исчезли за входной дверью. Спустившись на улицу, Вениамин Карлович очень тихим голосом прямо на ходу спросил меня: