Трейси Чи - Чтец

Здесь капитан Кэт вновь остановилась, переводя дух. Пленка пота светилась на ее лбу. Слова все быстрее и быстрее истекали из нее, словно внутри нее прорвало некую дамбу, и история с рёвом, отчаянно рвалась наружу.

На пятую неделю провиант закончился, и команда решила, что все будут тянуть жребий. Они разорвали на клочки кусок паруса, положили их в чью-то шляпу, по клочку на каждого из выживших. Черная метка означала смерть. Иначе говоря, вытянувший несчастливый жребий должен был умереть.

Когда метка выпала Фаре, они сразу же съели ее сердце и печень. Мяса им хватило на два дня, а после этого им оставалось только обгладывать кости.

Через полторы недели смерть принял Уэксли. На нем они протянули еще двенадцать дней, после чего пришла пора вновь тянуть жребий.

И так продолжался этот ужас. Один должен был умереть, чтобы остальные жили. Чтобы выжить, приходится делать такое, что в иных обстоятельствах ты никогда бы не сделал. И ты делаешь это, чтобы протянуть неделю, еще одну, потом еще…

– Я нисколько не сожалею о том, что мы сделали, – сказала Кэт. – Мне только жаль, что я вообще повела моих людей туда. Но я так боялась Западных морей после того, как они забрали у меня отца, что не могла вернуться. Если бы я так не боялась, мои люди были бы живы. И, может быть, мы первыми пересекли бы зону Вечных льдов и увидели, что лежит по ту сторону.

– Не думаю, что ваши матросы в чем-то вас обвиняют, – сказал Рид. – Они же сами выбирали, идти с вами или нет.

Впервые за все время капитан посмотрел на Микса, который помрачнел под его взглядом.

– Вопрос в том, насколько они свободны в своем выборе, – сказала Кэт. – Это же наши люди.

Она всё слабела и слабела, и продолжение разговора требовало от нее всё бóльших усилий. Но воспоминания кипели в ней – они не позволяли ей замолчать, пока история не кончилась.

Итак, в конце концов осталось только двое – сама капитан и Хэри. Они тянули жребий на равных, но черная метка выпала ему. Настала его пора. На семидесятый день после кораблекрушения Хэри должен был умереть.

Но потом появилась «Река Веры» и смерть отступила от матроса.

– Погибли сорок моих людей, – сказала Кэт. – Выжили только мы двое. Сорок человек… Сорок…

Ее иссохшее тело съежилось, плечи ушли в грудь, руки повисли. Похоже было, что, рассказывая, она с каждым словом по капле отдавала саму себя, что только рассказ поддерживал в ней жизнь, а когда история кончилась, силы покинули капитана.

Наконец, она сказала:

– Мы благодарны вам, капитан, за то, что вы вернете нас цивилизации.

Рид покачал головой:

– Мне очень жаль, капитан, но мы не возвращаемся. Мы плывем вперед.

Страница сияла, и Сефия, подняв глаза от книги, моргнула, чтобы привыкнуть к обычному свету. Как странно: только что она была с капитаном Ридом среди сверкающего рябью пустынного океана, потом – в кают-компании его корабля и, наконец, в обычном мире, где жаркий летний воздух наполнен жужжанием насекомых, а на ее руках и ногах лежат золотые солнечные пятна. Совсем рядом три маленьких водопада срывались с отвесной скалы и падали в озерцо, окаймленное гладкими валунами.

На мгновение Сефии показалось, что и она, и то, что ее окружало, было каким-то невероятным сном, приснившимся капитану Кэт и ее матросам, когда они умирали от жажды в равнодушном море.

Сефия тряхнула головой, чтобы избавиться от этого видения, но чувство осталось.

Стрелец стоял по пояс в воде, стирая в озерце их одежду. Его обнаженная спина и плечи были покрыты шрамами. Он несколько прибавил в весе за последнюю пару недель, но, чтобы шрамы исчезли, потребуется некоторое время, хотя какие-то из них наверняка останутся. Услышав, что Сефия замолчала, Стрелец обернулся и, сложив ладони наподобие страниц книги, несколько раз открыл и закрыл их.

Сефия кивнула:

– Я продолжу, чуть погодя.

Стрелец вновь обратился к стирке; Сефия же, повертев в пальцах зеленое перо, положила его между страниц и закрыла книгу. Она подумала о том, каким образом история использовала капитана Кэт, чтобы быть рассказанной, – так, словно эта женщина была только вместилищем собственного жизненного опыта и переживаний, и они обрели независимую жизнь, как только она поведала о них другим людям.

Со Стрельцом этого пока не случилось: его история все еще жила в нем, заточенная молчанием, хотя знаки этой истории были повсюду на его теле – шрам на горле, шрамы на спине, груди и руках.

Пятнадцать ожогов.

Пятнадцать отметин.

Пятнадцать ударов.

И вдруг, даже не желая этого, Сефия увидела, как золотые полосы обвили руку Стрельца. Он двигался, а они сливались и кружились, переливаясь тысячами оттенков света.

И она увидела бои.

Бои проходили по всему Оксини: на рингах с утоптанной землей, очищенной от кустарника и камней, окруженных факелами, свет которых чернил нижнюю сторону листвы стоящих вокруг деревьев; в подвалах, где пол отдавал запахом глины; в железных клетках, через прутья которых истошно орущие зрители кололи бойцов заостренными деревянными палками, глумясь над ними.

Бои всегда происходили на ринге, и кто-то из бойцов неизменно умирал.

Они в одно мгновение промчались перед внутренним взором Сефии, вызвав головокружение и тошноту: юноши со сломанными шеями, пронзенные копьями, истекающие кровью и умирающие на голой земле. Юноши с изуродованными, измененными до неузнаваемости лицами.

И над всеми ними стоял Стрелец, а в руках у него было либо копье, либо кинжал, либо камень. Стрелец, которого огромный мужчина, вдвое превосходящий его массой и ростом, скрутил и бросил в центр круга, в то время как другой клеймил его раскаленным железом. Это видение являлось вновь и вновь: падающее тело Стрельца, лицо прижато к земле, шипение прижигаемой плоти. Руки скручены за спиной. Боль. Крики вокруг. Отметина за каждую победу. Тот, кто выживает, получает очередное клеймо.

Задыхаясь, Сефия отринула от себя свет. Картины боев померкли, но она успела увидеть достаточно из того, что случилось со Стрельцом, того, что он сделал, и почему его история была замкнута внутри подобно зверю, заточенному в клетке. Сефия чувствовала, что проникла ему под кожу, что его кровь стала ее кровью, а его сердце – ее сердцем; такой близости к другому человеку она не ощущала никогда. Содрогнувшись, Сефия погрузила раскалывающуюся от боли голову в ладони, стараясь унять пульсацию в висках и глазах.

Но теперь она поняла. Поняла, чем она обязана Стрельцу.

Не потому, что он о ней заботился. И не потому, что был ее другом.

А потому, что она спасла его.