Марк Ньютон - Разбитые острова

– Скорбная – потому, что она плачет?

– Точно.

– А это не подделка, случайно?

– Наверное, у меня любопытная репутация, но я не обманщик. То, что ты видишь тут, настоящее.

– Расскажи мне еще.

– Что ты хочешь знать?

– Как оно тут оказалось.

Какое-то время кочевник смотрел на нее, и по его глазам невозможно было понять, о чем он думает. Они отражали свет ее факела, и это напугало девушку.

– Есть сказания, они восходят к Векам Науки, когда огромные животные бродили по земле, а люди создавали чудовищ просто для того, чтобы убедиться в своем могуществе. Эти осы сначала были нормальными насекомыми, потом культисты превратили их в гигантов, но на их способность к размножению это не повлияло. В результате экспериментов их появились тысячи, и все сбежали – на свободу. Говорят, когда у них появились черепа, они стали умнее. У них был разум и долгая жизнь, они вели одинокое существование и знали, что рано или поздно умрут, и это делало их очень несчастными. Угрюмыми. Мрачными. Они теряли много энергии. Их жизнь была бесцельна. Зависимость от своего физического тела тяготила их, и в свои последние дни они горевали. – Он показал на останки Скорбной Осы. – Это второй найденный экземпляр, лучший из сохранившихся.

Джеза снова посмотрела на Осу. На месте крыльев, выходивших когда-то из-под грудного панциря, торчали теперь короткие обломки. Образец сохранился на удивление хорошо, однако искусство палеомансии непредсказуемо.

– Думаешь, ты сможешь что-нибудь с этим сделать? – поинтересовался кочевник.

Джеза почесала подбородок:

– Мне надо привести сюда других, чтобы они помогли мне переправить его в город. Но думаю, да, у меня получится.

Ветер шевелил голые верхушки деревьев. Кроме их шелеста, командующий Бринд Латрея не слышал ничего, по крайней мере ничего подозрительного. В глубине Ведьмина леса лежал снег.

Ничего, все равно лучше здесь, чем в Виллирене.

Всего в нескольких милях к северу отсюда лежал город. Война оставила от него немногим более, чем груду руин. Бои закончились уже давно, но солдаты продолжали находить все новые и новые тела, которые надлежало сжечь. Он отдал строгий приказ: копать и сжигать до тех пор, пока душа последнего погибшего гражданина не будет отпущена на волю. Работа, конечно, грязная, но такова война: она всегда оставляет много грязи. У окунов, вошедших в их мир через Врата и прибывших в Виллирен по воде, была лишь одна цель: уничтожить город со всеми его жителями. Бринд лично организовал оборону Виллирена и, можно сказать, добился успеха, хотя, учитывая разрушения в городе и общее количество погибших граждан империи, вряд ли операцию можно было назвать победой.

Когда бои закончились, Бринд приобрел эту привычку – уходить за город и разговаривать там с воронами, то и дело проводя ладонью по шершавым древесным стволам. Все лучше, чем просить прощения у людей, чьих погибших родных и близких везли по улицам Виллирена.

Однако сегодня он пришел сюда не для того, чтобы расслабиться; здесь его ждало дело. Невдалеке он различил силуэт: женщина, в военном непромокаемом плаще, рядом с палаткой, подносит фляжку к губам.

– Выпиваете на посту, сержант? – окликнул он ее.

Сержант Биль из бригады Волка, одной из немногих уцелевших в Третьем драгунском полку, от испуга выронила фляжку. Завертев головой по сторонам, она судорожно схватилась за рукоять меча. Увидев наконец Бринда, она нисколько не успокоилась – наоборот, кажется, испугалась еще больше. Ничего удивительного: Бринд привык, что люди реагируют на него подобным образом. Ведь он был альбиносом с глазами цвета закатного солнца. Он исхудал, на бритом черепе и лице серебрилась трехдневная щетина. На черной словно уголь форме, которую он носил без доспехов, не было ни пятнышка, у пояса висел меч.

– Простите меня, командир, – начала, заикаясь, Биль. – Я, честное слово, ничего не слышала. Причем уже давно – несколько дней. И я никогда не пью на посту – честно. Так, самую малость, только чтобы согреться, я ведь стою тут почти без движения.

Бринд протянул руку к ее фляжке, открыл, понюхал и закрыл снова.

– Перевод хорошей водки, – сказал он. Окинул взглядом лес, потом посмотрел прямо на нее. – Так вы говорите, ничего не видели?

– Нет, сэр. – После пяти дней в снегу и грязи, без доступа к чистой воде, Биль выглядела замарашкой. – Вчера днем надо мной пронеслась гаруда, а еще я каждый час обходила свой участок леса, сэр, но ничего не нашла, только какие-то руины.

Бринд подошел к ее временному убежищу и небрежно похлопал ладонью по веревке, натянутой между деревьями.

– Хорошо придумано, – заметил он. – И держит надежно, и от ветра со снегом закрывает, деревья-то почти голые.

Биль молча кивнула.

Бринд продолжал осматриваться: сначала оглядел вырубку, потом окинул взглядом окружавшие ее тощие деревца, все вместе и каждое в отдельности, точно надеялся отыскать в них что-то особенное.

– Так вы говорите, пять дней, и ничего?

– Так точно, сэр.

– Хорошо, – произнес он загадочно.

Сержант нахмурилась:

– То есть меня теперь сменят, сэр?

– Нет. Пока нет. В течение часа сюда прибудет группа солдат… На первый взгляд они могут показаться странными и даже вызвать тревогу.

– Я слышала о великанше в наших рядах, – сообщила Биль.

– Никакая она не великанша, если на то пошло, хотя, конечно, выше нас с вами. Да, я о ней, вы правы. Однако, несмотря на увиденное – или не увиденное, – ваша задача стоять здесь и не высовываться, это понятно?

Биль быстро кивнула, и тема была исчерпана.

– Как дела в Виллирене? – спросила она.

Бринд продолжал озираться, точно одержимый манией преследования.

– Понемногу, но здесь сейчас лучше, чем там. – Он кивком обозначил лес вокруг них. – Тут все настоящее: елки, земля, и нет нужды перелопачивать тонны трепотни местных бизнесменов в поисках зернышка правды.

Бринд сунул руку в карман и вытащил карту; его дыхание на морозе превращалось в облачка. Солнце уже соскальзывало за горизонт; небо приобретало цвет запекшейся крови.

– У вас есть для меня какие-нибудь… э-э-э… распоряжения, командующий? – спросила Биль нетерпеливо – она нервничала в его присутствии.

– Вы хотите сказать, – насмешливо подхватил он, – чего это я, командующий армией, торчу здесь в столь поздний час?

– Я бы не посмела…

– И напрасно – вполне уместный вопрос. Я здесь по делу чрезвычайной секретности, а вокруг меня мало людей, кому бы я мог довериться в такой час. Хотя еще уместнее было бы поинтересоваться вот чем: а для чего вас поставили нести дежурство в этом забытом богами месте?

Внутреннее раздражение Биль усилилось.