Алекс де Клемешье - Сын Дога

– Ты еще можешь передумать, – глядя Герычу в глаза, проговорил Угорь. – А еще лучше – кинжал мне в спину воткни, едва я отвернусь. Ты ведь, кажется, именно это пророчил для нашей встречи, помнишь? Своим соврешь, что застукал вора. Героем станешь. М-м?..

У Герыча едва дым из ноздрей не повалил – не легкий пар от дыхания, а настоящий, ядреный дым с запахом серы.

– Вали! – проскрежетал он.

Угорь развернулся и пошел в сторону машины. Правда, первые десять метров он всерьез ждал либо окрика, либо более активного действия со стороны своего знакомого. Затем улыбнулся и ускорил шаг.

Он заправил бак под завязку, да еще и две двадцатилитровые канистры наполнил про запас, чтобы уже не отвлекаться на поиск бензоколонок по дороге. Конечно, неплохо было бы еще и выспаться как следует, и хорошенько подкрепиться. Евгений улыбнулся, вспомнив, как накануне, вывалившись из Сумрака, он принялся на глазах у изумленного Денисова пихать в рот все подряд – соленое домашнее сало, шоколад, вяленую рыбу, карамельку с повидлом и политый подсолнечным маслом черный хлеб. Он жевал все это минут пять без остановки, а Федор Кузьмич только ухал и почесывал затылок, не забывая доливать в кружку совсем остывший сладкий чай. Восполнить растраченные силы в тот момент было крайне, просто жизненно необходимо. Никогда еще Евгений не проникал самостоятельно так глубоко, никогда не проводил там столько времени!

Пользуясь заминкой, вызванной расконсервацией человеческих эмоций, он все же поперся на четвертый слой. Ползком, рывком, толчками – всеми способами пытаясь впихнуть себя в собственную неподатливую тень, словно в игольное ушко, он добился буквально пятисекундного пребывания на абсолютно гладкой серой равнине под розовато-белым, цвета раздавленной в молоке брусники, небом. Здесь наличие «родных» красок можно было только угадать, здесь песчинки нехотя демонстрировали таящиеся в себе перламутровые искорки. Вот только времени на то, чтобы разглядывать песок, становящийся радужным лишь при долгом и пристальном внимании со стороны наблюдателя, не было. К тому же помимо «родных» красок слоя тут присутствовала как минимум одна чужеродная. Прозрачное марево, зависшее над колодцем, здесь, на четвертом слое, превратилось в столб фиолетово-черного пламени.

Это явление Угорь однажды уже наблюдал. Вот только по иронии судьбы связал его не с Пляшущим шаманом, о котором в ту пору и не слыхивал, а с более грандиозной и реальной причиной. В сентябре, спеша на выручку к Денисову, он стремглав мчался по этой бескрайней пустыне в сторону гнойного нарыва, в который на данном слое превратился магический купол. Фиолетово-черные языки огня облизывали многокилометровый гнойник и уносились ввысь. Ядовитое даже на вид пламя казалось неотъемлемой частью магического щита; отравленная, почерневшая почва вокруг купола лишь усиливала эту мнимую взаимосвязь. И он перепутал причину и следствие. Не фантастический фиолетовый огонь родился благодаря чарам, спрятавшим от посторонних глаз Загарино, – нет! Это община с ее грандиозным колпаком появилась, дабы замаскировать бьющий в небо фонтан колдовского пламени!

Да, тогда цельный поток разбился на составляющие, ему пришлось обтекать стенки купола. В результате Евгений увидел не акцентированный энергетический столб, а лишь отдельные эффектные сполохи. Вот и обманулся. И немудрено, поскольку именно на это и рассчитывал Хозяин, именно этого и добивался.

Но теперь рядом не было ни Неваляшки, ни Каскета, ни защитных сводов. Теперь потоку Силы ничего не мешало. Теперь Угорь находился так близко, что можно было разглядеть, как в переплетенных струях, вихрях и отблесках Тьмы купаются, крутятся и перемешиваются, словно горошины перца в кипящем бульоне, сияющие магические символы. От их мельтешения и от упадка сил подкатила дурнота. Евгений, который, не в состоянии подняться на ноги, так и лежал плашмя, придавленный Силой четвертого слоя, изогнулся – и его тут же вырвало выпитым чаем пополам с желчью. Желудочный сок и желчь, конечно, не кровь, но Сумрак заинтересовался и таким гостинцем. Воспользовавшись очередной заминкой, Светлый маг отполз на третий слой, затем на второй… На первом слое он даже умудрился привести себя в порядок и подпитаться Силой, поэтому в реальность вывалился более или менее в норме. Только жутко голодным.

Потом был длительный «разбор полетов» на пару с участковым оперуполномоченным. Дозорный не только скинул ему мыслеобраз потока с пляшущими внутри символами, но и аккуратно начертил в тетради каждый знак. Следовало расшифровать это странное плетение, понять, что чему соответствует и как друг с другом взаимодействует, описать и структурировать – и лишь потом решать, что делать дальше.

– Жаль, Матрены уже нет в живых, – раздумчиво сказал Федор Кузьмич, заглядывая в тетрадь.

Без упрека сказал, просто констатировал факт. Угорь и сам понимал, что расшифровка колдовских символов и знаков – это по части ведьм и шаманов. Да и то – не каждому по силам окажется. Ведунья Танечка со своим невысоким уровнем вряд ли разгадала бы суть заклятья над колодцем, даже если бы провела в архиве Дозора месяц-другой. Аналогично и ведьмак Харламов. Кто еще мог бы помочь? Остыган Сулемхай? Или его брат Амос Бочкин? Лиля? Химригон? Да где же их отыщешь-то сию минуту, особенно если действовать следует быстро?

В итоге Евгений начал помечать знакомые изображения. Глядишь, методом исключения удастся выяснить, что означают незнакомые. Федор Кузьмич из-за плеча дозорного наблюдал за карандашом и иногда одобрительно покрякивал. Правда, пару раз хмыкнул с явным сомнением, но пока Угорь был в своих знаниях уверен. Тем не менее получалась какая-то каша. В одной куче оказались Руна Мерлина, символ «скорбь Шааба», арабская вязь, обозначавшая одно из имен Пресветлого Фазуллаха, и многие-многие другие знаки, совершенно несовместимые, на взгляд Евгения. И дело даже не в том, что здесь были составные части Темных и Светлых заклятий – дозорный и сам неоднократно использовал «трофейные» Темные приспособления наряду со служебными амулетами Ночного Дозора. Дело в том, что невозможно в здравом уме соединить друг с другом жесточайшее самурайское «хиути-букуро» и милосердное «слезоточение младенца». Какое из них и каким образом должно дополнять и усиливать другое в подобной связке?

– Не ндравится мне энто, – пропыхтел над ухом Денисов. – Ну-ка… – Он протянул руку и пальцем указал на три разных знака. – Не кажется ли тебе, друг мой ситный, что они вапче тут случайно оказались?

– Думаю, что тут не может быть ничего случайного. Как вариант – Каскет хотел запутать тех, кто начнет расплетать заклятье, и добавил сюда несколько сбивающих с толку символов. Отвлекающий маневр, липовый шифр.