Вирджиния Бокер - Ищейка

– Джон! – Гумберт подлетает ко мне. – Джордж! Быстрее сюда, нужна помощь!

Они с Файфер осторожно заводят меня в дом.

В коридор вбегают Джон и Джордж. Я поднимаю голову, чтобы глянуть на них. В отличие от Гумберта, они успели переодеться со вчерашнего дня – на обоих длинные шерстяные плащи, тяжелые перчатки и сапоги. Лица разрумянились от холода, будто они провели уже много времени на улице.

– Ой, – шепчу я, удивляясь, что еще не лишилась голоса. – А вас где всю ночь носило?

– Вас искали, – отвечает Джордж. Он не в силах оторвать глаз от моей раны, от крови, капающей на идеально чистые черно-белые полы Гумберта. Потом смотрит на Файфер, на болтающийся у нее в руке меч. – Это твоя работа?

– Не будь дураком! – огрызается она. Мы делаем еще шаг вперед, и тут я оступаюсь. – Джон, помоги ей.

Джон быстро приближается и подхватывает меня в объятия.

– Веди ее в столовую, – командует Гумберт.

Я будто сквозь толстое одеяло слышу, как он зовет Бриджит. Она прибегает, и Джон быстро перечисляет, что ему понадобится. Я их не слушаю. Черт, разве нельзя все, что они задумали, сделать наверху, чтобы я могла поспать? Устала до смерти.

Я прислоняюсь головой к его груди и закрываю глаза. От него пахнет, как снаружи: листвой и хрустким, холодным воздухом.

– И принесите каких-нибудь швейных игл и катушку самых крепких ниток. Нет, цвет не имеет значения, – добавляет он и несет меня в столовую. Следом за ним идут Файфер и Джордж.

– Хочешь зашить мне платье? – спрашиваю я, приоткрывая один глаз. – Ты очень добрый.

– Нет, я хочу зашить тебе кожу.

– Что? – Мы с Файфер обмениваемся лихорадочными взглядами. Рана располагается над стигмой. Если Джон попытается мне помочь, он ее точно увидит. Я чувствую, как она пышет жаром прямо в кожу, пытаясь все-таки залечить рану. – Нет. Нельзя.

– Нужно.

– Нет, не нужно. Ты меня только поставь на пол. Все будет хорошо.

Я начинаю вырываться, но за этим следует такая острая вспышка боли, что я охаю.

– Перестань дергаться, – говорит он. – Только хуже делаешь.

Джон входит в столовую, кладет меня на стол, уже покрытый чистой белой простыней, и сбрасывает с плеч тяжелый черный плащ. Бриджит суетится вокруг, принося подносы со всякой всячиной и расставляя так, как ему удобнее. Файфер и Джордж стоят в некотором отдалении с одинаковым выражением страха на лицах.

– Нет, – предпринимаю я новую попытку. – Нельзя.

Переворачиваюсь на бок, отодвигаюсь от него, но Джон прижимает мои плечи к столу и нависает сверху.

– Если ты не дашь мне этого сделать, умрешь от потери крови, – шепчет он. – Понимаешь?

Я смотрю в его темные глаза и вижу в них страх, прячущийся под поверхностью спокойной уверенности. И знаю, что он говорит правду. Я испускаю прерывистый вздох.

– Хорошо. Но я должна тебе что-то сказать.

– Потом скажешь. – Джон берет со стола бутылку спирта, отлепляет разодранные края разреза на платье от моего окровавленного живота. – Будет слегка щипать, – предупреждает он.

И льет холодную прозрачную жидкость. Боль острая и пронзительная. Подавив стон, я так прикусываю губу, что чувствую вкус собственной крови.

Джон прижимает к ране чистую тряпицу и начинает стирать грязь и кровь. Вот сейчас он увидит стигму.

Я гляжу на Файфер. Она перехватывает мой взгляд, и лицо ее выражает абсолютную растерянность. Потом она кивает.

– Джон! – Подойдя к столу, она трогает его за рукав.

– Файфер, после, пожалуйста.

Он убирает тряпицу.

– Я должна тебе сказать одну вещь.

– Файфер, я же говорю…

Он смотрит на мой живот. Вглядывается пристальнее. И вдруг делает резкий, сквозь зубы, вдох. Я точно знаю, что он там видит: черную метку XIII, вырезанную поперек живота – она пылает на фоне белой кожи.

Джон отшатывается от стола, глаза у него расширены, краска сбежала с лица.

– Так ты… ты…

Он не может заставить себя произнести это слово.

Я открываю рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, но голос пропал. Тянусь к нему рукой – но успеваю понять, что не следует этого делать.

– Извини, – тихо говорит Файфер. – Ты не должен был знать.

Джон молчит.

– И никто из нас не должен был, – добавляет Джордж. – Приказ Николаса. Мы с Файфер узнали случайно.

Джон все так же молчит. Он стоит, уставившись в пол невидящим взглядом. Тянется невыносимое молчание, и на миг мне кажется, что он сейчас повернется и уйдет, оставив меня истекать кровью до смерти.

– Я знаю, что ты думаешь, – говорит Файфер. – Но она не такая, как все они. Она мне сегодня жизнь спасла. – Файфер быстро рассказывает о стычке со стражниками. – Если бы не она, они бы меня взяли. Или убили. Или еще хуже.

Я смотрю на нее, потрясенная ее словами, тем, что она защищает меня.

– И еще она знает, где скрижаль, – добавляет Файфер.

– Знает? – в один голос спрашивают Гумберт и Джордж.

Джордж делает шаг ко мне:

– Где она?

– Она… – Меня пронзает резкая боль, прерывая речь. – Она у Блэквелла.

– Что? – У Гумберта ошарашенный вид. – Как это может быть?

Я открываю рот и снова испускаю стон боли.

– Она потом расскажет, – говорит Файфер. – Но только если останется в живых.

Файфер смотрит на Джона, но тот уже глядит, не мигая, мне в глаза, зубы стиснуты, лицо пылает гневом. Зрачки расширились, глаза потемнели почти до черноты.

– Дайте мне иголку с ниткой.

Джордж не может сдержать тихий вздох облегчения. Бриджит с извиняющимся видом становится возле Джона.

– Я бы попыталась сама вдеть нитку, но руки слишком дрожат. Не переношу зрелище крови.

Она вкладывает иглу и нить ему в руку, потом быстро отходит от стола, будто я сейчас спрыгну и нападу на нее. Джон уверенной рукой вставляет нитку, как делал это, должно быть, тысячи раз, протаскивает через ушко и связывает концы в тугой узел. Я вижу, что у него едва заметно дрожат руки. Если бы я не видала раньше, какими они бывают твердыми и не знающими сомнений, быть может, и не заметила бы. Не говоря ни слова, он берет бутыль со спиртом и предлагает мне. Я делаю два больших глотка. Острая крепкая жидкость обжигает рот и горло, ударяет в пустой желудок. Джон держит иглу, и за ней тянется длинный кусок нитки. Зеленой. Того же оттенка, что рыцарь в гробнице. Я закрываю глаза, и острая игла вонзается в тело.

Веки дрожат, и глаза открываются. Надо мной склонился Джон, упираясь в стол ладонями, наклонив голову. Наверное, я в какой-то момент потеряла сознание, но он вряд ли это заметил. Слышно, как он дышит: длинно, медленно, глубоко, будто старается сохранить самообладание.

– Прости, – говорю я, голос слабый, хриплый. Но сказать это надо. – Прости меня.

Он резко вскидывает голову, хватает со стола нитки, запускает катушку в другой угол комнаты. Она ударяется в стену, стучит по полу. Джон поворачивается и уносится прочь.