Вадим Панов - Перстень Парацельса

Ночь…

Странное время. Какие тени вышли из него, бесшумно промчались через город и то ли исчезли, то ли затаились рядом до поры до времени? Что за тени теперь рядом с нами?

Или это и есть мы?

Или это то, чем мы хотим стать?

Или же всё это лишь дуновение причудливого ночного сна?

Впрочем, что есть жизнь, если не сон…

– Рад, искренне рад снова вас видеть, – заулыбался Меркель при виде появившегося в дверях Бранделиуса. – Я всегда считал, что правильный клиент, он как бумеранг – обязательно возвращается.

– Разве ты меня бросал? – удивился Бранделиус.

– Я образно, – уточнил Авдотий. И очень добродушно, совсем по-белорусски, заулыбался. – На самом деле в наши беспокойные дни каждый клиент на вес золота. Кризис, знаете ли, каждая копеечка на учёте, за каждой приходится наклоняться, не жалея ног.

– Шаманство не даёт прежнего дохода?

– Не шаманство, а шаманизм, – поправил посетителя Меркель. – И – да: народ стал прижимист. И это несмотря на то, что я предоставляю исключительно российский продукт, изобретённый и изготовленный у нас, в Сибири, не опирающийся на демонические учения безбожного Запада…

– Кажется, тебя понесло, – строго заметил Антон Арнольдович. – Будь проще.

– Извините: готовлю речь для Всемирной конференции эзотерических наклонностей Восточного полушария, – с гордостью сообщил Меркель. – Через две недели буду выступать на Олимпийском стадионе в Салехарде… Билеты на самолёт, раз уж вам интересно, стоят огромных денег, а организаторы…

– Мне неинтересно, – отрезал Бранделиус.

– Зачем же спросили?

Несколько томительно долгих секунд маги внимательно смотрели друг другу в глаза с таким видом, будто силились понять, кто из них идиот, после чего москвич шёпотом, почти шипя угрожающе, осведомился:

– Ты для чего меня бесишь?

И белорус мгновенно сдулся, даже съёжился, всем своим видом давая понять, что никак не собирался злить столь могущественного колдуна.

– Прошу прощения, Антон Арнольдович, просто вы спросили… А я действительно в Салехард… И насчёт доходов не лгал…

– Ты собрал мой заказ?

– Полностью! – восторженно выдохнул шаман, продемонстрировал гостю иностранный знак «ОК», отлучился в соседнюю комнату, представлявшую собой нечто среднее между встроенным шкафом, подсобным помещением и погребом, вернулся с крепкой картонной коробкой, на боку которой грустила линялая надпись: «Для биологических отходов», и водрузил её на стол. – Прошу!

– Гм… – Запас алхимических зелий ещё не исчерпался, снадобий и их составляющих тоже было в достатке, поэтому в первую партию товара Бранделиус велел вложить только «батарейки» с магической энергией Колодца Дождей – они расходовались со страшной скоростью. Подойдя к столу, москвич раскрыл коробку, извлёк выбранный наугад кувшин и принялся внимательно, даже с излишней дотошностью, исследовать печать Зелёного Дома на залившем горлышко сургуче.

– Красивое колечко, – заметил Меркель, кивая на перстень с крупным синим камнем, который Бранделиус с недавних пор был вынужден носить постоянно. – Раньше не видел.

– Разбирал вещи и нашёл, – коротко ответил москвич.

– Оно вам не идёт.

– Прадедушка завещал не снимать.

Бранделиус надеялся, что после такого достаточно грубого ответа белорус сообразит, что пора заткнуться, но… Но Авдотий был гораздо умнее, чем считал гость, он понял, что москвич не хочет говорить о перстне, и продолжал изображать дурака.

– Продавать не собираетесь?

– А у тебя здесь ломбард?

– В том числе. Времена сейчас тяжёлые – кризис…

– Заткнись.

– То есть не продаёте?

Вместо ответа Антон Арнольдович демонстративно вернулся к коробке, шёпотом произнёс: «Три… пять… пятнадцать… Вроде всё на месте…» – закрыл крышку и выдал шаману заранее заготовленный конверт с наличными.

– С тобой приятно иметь дело.

– С вами тоже, – не стал скрывать повеселевший шаман. – Только вот муха показалась мне абсолютно излишней.

– У тебя диптерофобия?

– Что это вы такое говорите? – растерялся Авдотий. – Не нравятся мне ваши подозрения, Антон Арнольдович, не по-людски это.

– Диптерофобия – это боязнь мух, – высокомерно объяснил москвич.

– С детства.

– Излечить?

– Я к ней привык.

– Как скажешь… – Бранделиус медленно провёл рукой по коробке, однако снимать её со стола пока не стал, вновь посмотрел на шамана: – В последнее время у меня появилось странное чувство, будто сюда кто-то приехал…

Заявление вызвало очевидную реакцию:

– Наша Уфа, Антон Арнольдович, довольно большой город и не такая уж провинция, как вам из Тайного Города кажется. Сюда постоянно кто-то приезжает. – Меркель выдержал короткую паузу, размышляя, и добавил: – И уезжает.

– Не юродствуй, – попросил Бранделиус.

– А вы говорите понятнее.

– Ты тупой?

– Обойдёмся без оскорблений. – Авдотий зевнул. – Если вам нужна помощь, разумеется.

– Услуга, – уточнил москвич.

– Какая?

Больше колебаний не было: Бранделиус заранее решил, что обратится к шаману, и теперь, заведя разговор, изложил ситуацию предельно ясно.

– Я заложил в городе несколько «ленивых глаз», так, на всякий случай…

Эти артефакты – малюсенькие следящие устройства – разбрасывали по территории и оставляли в «спящем» режиме, который сменялся «рабочим» при выполнении заранее введённого условия.

– Мои «глаза» настроены на нелюдей, – добавил Бранделиус. – До сих пор они «спали», не прислали ни одного сигнала, но вчера один из них сработал.

– К нам иногда наезжают шасы… – припомнил Меркель. – Ну, и другие тоже бывают.

– Они приходят к тебе?

– Не все.

– Я хочу знать о каждом новом нелюде, который явится в Уфу, – твёрдо произнёс Антон Арнольдович. – Для меня это важно.

– А для меня это может быть опасным, – усмехнулся шаман. – Он придёт ко мне, я расскажу тебе, ты его убьёшь, а потом Великие Дома сделают из меня…

– За каждый донос плачу тысячу, – оборвал белоруса москвич.

– Пять.

В итоге сошлись на трёх, после чего Бранделиус забрал коробку и покинул гостеприимный офис.

«Кем я буду?»

Каждый из них задавался этим вопросом, и Марат не стал исключением. Но для него узнать ответ было куда важнее, чем для остальных. Ответ для него имел гораздо больший, можно даже сказать сакральный, смысл, поскольку музыкант хотел быть только тем, кого он себе выбрал, кого представил.

Кем себя видел.

Миры увлекали его. Возможность прикоснуться к ним, а там, глядишь, и возможность отправиться далеко-далеко сводила с ума, и Марат не хотел отказываться от той способности, которую заранее успел полюбить.

Возвращаясь домой, он переживал нечто большее, чем азарт, – его распирало предчувствие огромности событий, и музыкант понял, что готов броситься в них, как в омут, а дальше – будь что будет. Он чувствовал, что прямо-таки пылает изнутри. Трогал ладонью щёки и не мог понять, поднялась ли у него температура или нет. Но и без того сознавал, что горит – не телесно, так душевно, от близости перемен.