Джо Аберкромби - Полмира

– Да. У меня есть своя комната.

– Как и подобает такому герою, – сказала она и обошла ее кругом, внимательно разглядывая.

Много времени это не заняло. В углу стояла кровать с тюфяком, укрытая старым, вытертым до ниток Брандовым одеялом, а в другом стоял, открытый, его рундук. И меч, который раньше принадлежал Одде, у стены. Все. Ну и голые доски пола и голые стены. И тени по углам.

– Мебели не многовато?

– Я еще не все купил…

– Ты еще ничего не купил, – отозвалась она, снова разворачиваясь к нему.

– Здесь, конечно, совсем не так, как во дворце Императрицы, извини уж.

Она фыркнула:

– Я зимовала под перевернутым кораблем с сорока мужиками. Думаю, я как-нибудь потерплю.

Он смотрел на нее, не отрываясь. Она подошла поближе. Этот взгляд. Немного голодный. Немного испуганный.

– Значит, останешься?

– Сегодня у меня других дел нет…

И они снова поцеловались – на этот раз крепче. Теперь уж она не волновалась ни из-за сестры Бранда, ни из-за своей матери, вообще ни из-за чего. Она думала только об этом. О поцелуе. Сначала. А потом обнаружилось, что есть и другие части тела… Она удивилась, что это уперлось в ее бедро, и пощупала, а когда сообразила, что это тычется ей в бедро, быстро отстранилась. Потому что почувствовала себя глупо. И испугалась. А еще ей было жарко, и накатило возбуждение, и она вообще не понимала, что чувствует.

– Извини, – пробормотал он, нагнулся и поднял одну ногу, словно пытаясь прикрыть вспухшее под штанами место, и это выглядело так смешно, что она рассмеялась.

Он обиделся:

– Ну и ничего смешного.

– Да ладно тебе.

И она притянула его к себе за руку, и подцепила его ногу своей, и не успел он охнуть от неожиданности, как они повалились на пол, он на спине, а она сверху, оседлав его. Так обычно заканчивались их поединки, только сейчас все было по-другому.

Она прижалась бедрами и задвигалась, взад и вперед, сначала медленно, потом все быстрее. Она вцепилась ему в волосы и подтащила к себе, щетина защекотала ей подбородок, и их губы так тесно прижались друг к другу, что голова заполнилась его обжигающим дыханием.

Она же его сейчас раздавит… Но ей так понравилось ощущение, а потом она испугалась – как же так, ей это нравится! А потом она плюнула и решила, что пусть все идет как идет, а волноваться она будет потом. И она постанывала с каждым выдохом, и тоненький голосок в глубине попискивал, что это глупо и неправильно, но ей было все равно. Он запустил ей руки под рубашку, одна гладила спину, другая ребра, перебирала их одно за другим, и ее сотрясала приятная дрожь. И она отстранилась, тяжело дыша, и посмотрела на него. Он лежал, приподнявшись на локте, и смотрел на нее.

– Извини, – прошептала она.

– За что?

И она разодрала рубашку и стащила ее, и она зацепилась за эльфий браслет на запястье, но все-таки Колючка содрала ее и отбросила.

И на мгновение ей стало стыдно – ну что она за женщина, бледная, плоская, кожа да кости. Но он совсем не выглядел разочарованным, напротив, он обхватил ее и прижал к себе и принялся целовать, покусывая губы. Мешочек с костями отца упал ему на глаз, и она закинула его за плечо. И она принялась расстегивать ему рубашку, путаясь в пуговицах, словно они были с булавочную иголку, провела ему ладонью по животу, запустила пальцы в волосы на груди. Браслет светился мягким золотом, и свет этот отражался у него в уголках глаз.

Он поймал ее руку:

– Мы можем… не делать… ну… этого…

Конечно, они могли не делать этого. Более того, наверняка существовала тысяча причин тому, чтобы этого не делать. Но на каждую из этих причин ей было глубоко наплевать.

– Заткнись, Бранд.

И она высвободила руку и принялась расстегивать ему пояс. Она не знала, что дальше делать, но ведь даже у самых дурных получается…

Так что не так-то уж это все сложно, правда?

Они уснули друг у друга в объятиях, но долго это не продлилось. Как же она мечется во сне! Дергается, извивается, дрожит, пинается и катается с боку на бок! После особо удачного удара коленом в бок он проснулся и выкатился из собственной кровати.

Поэтому он устроился на рундуке, на крышке, отполированной до зеркальной гладкости его собственным задом – сколько ж миль туда и обратно он на нем веслом ворочал! Сидел и смотрел на нее.

Она затихла во сне – лицом вниз, руки широко раскинуты. Луч солнца из узкого окна падал ей на спину, одна рука свешивалась с кровати, на полу золотился отблеск света эльфьего браслета. Одна длинная нога высовывалась из-под одеяла, через бедро шел морщинистый шрам, переплетенные золотыми и серебряными кольцами волосы разметались по лицу, и так видел он половину закрытого глаза и маленький кусочек щеки с похожей на стрелу отметиной шрама.

Понятное дело, сидел он с глупой улыбкой. И слушал, как она храпит. Вспоминал, как она храпела ему над ухом, пока они плыли по Священной и Запретной. И как ему это нравилось. И глазам своим не верил – надо же, случилось. Вот она, обнаженная, лежит в его постели.

А потом он вдруг начал беспокоиться.

Что люди-то подумают? Ну, когда узнают, что они… сделали это? Что скажет Рин? И мать Колючки? А если она забеременеет? Он слышал, что с первого раза обычно ничего не бывает, но вдруг? А ведь она скоро проснется. А что, если она больше не захочет быть с ним? И с чего бы ей вообще этого хотеть? И в самом потаенном уголке души зрел самый страшный вопрос. А что, если она проснется и… ничего такого не скажет? Это что ж, получается, у него теперь девушка есть? И что дальше с этим делать?!

– Боги, – пробормотал он и уставился, моргая, в потолок.

В конце концов, они же ответили на его молитвы и привели ее к нему в постель, правда? Ну так с чего бы им забирать ее из постели?

Всхрапнув особенно сильно, Колючка дернулась, потянулась, сжала кулаки, дернула ногами – мускулы ходуном заходили. Высморкнула из носа соплю, утерлась ладонью, протерла глаза другой ладонью и сбросила спутанные волосы с лица. И вдруг застыла, а потом резко вывернула голову и уставилась на него широко открытыми глазами.

– Доброе утро, – сказал он.

Она удивленно пробормотала:

– Значит, это не сон?..

– Похоже, что нет.

Ага. Это самый настоящий кошмар!

Они долго смотрели друг на друга.

– Ты хочешь, чтобы я ушла? – спросила она.

– Нет! – ответил он, пожалуй, слишком поспешно и слишком громко. – Нет. Хочешь, чтобы я ушел?

– Нет.

И она медленно села, натянула одеяло на плечи, выставила колени и широко зевнула.

– Почему? – оказалось, он сказал это вслух.

Она замерла на половине зевка – так и застыла с открытым ртом.

– Что, не задалась вчерашняя ночка, да?

Она вздрогула, словно он залепил ей пощечину.