Робин Хобб - Город Драконов

Айсфир продолжал есть на одном месте, изредка делая пару шагов и вытягивая шею, чтобы достать новых мертвецов. Их было в достатке. Тинталья была более переборчивой. Он был прав насчет того, насколько быстро люди портятся. От некоторых уже несло разложением. Она искала тех, кто умер совсем недавно, отталкивая носом трупы, которые уже начали коченеть.

Она как раз перебирала гору тел, когда одно вдруг тихо вскрикнуло и попыталось от нее отползти. Человек был некрупный, а ядом у него отъело нижнюю часть обеих ног. Он тащился по земле и скулил. Когда привлеченный шумом Айсфир приблизился к ним, паренек обрел дар речи.

– Прошу вас! – воскликнул он, и голос у него сорвался на ребяческий писк. – Пожалуйста, оставьте мне жизнь! Мы с отцом не хотели на вас нападать. Нас заставили! Люди герцога схватили сына – наследника моего отца, мою мать и двух моих сестер. Они сказали, что если мы не будем участвовать в охоте на вас, их всех сожгут. Что имя моего отца умрет вместе с ним, а наш род станет просто прахом. Вот нам и пришлось идти. Мы не хотели вам вредить, прекраснейшие. Мудрейшие драконы!

– Поздновато очаровывать нас похвалами, – заметил Айсфир, развеселившись.

– Кто захватил твоих родных?

Тинталье стало любопытно. Из ноги паренька торчала кость. Он не выжил бы.

– Люди герцога. Герцога Калсиды. Они приказали, чтобы мы принесли для герцога куски дракона. Чтобы выжить, ему нужно лекарство, изготовленное из кусков дракона. Если бы мы принесли кровь, или чешую, или печень, или драконий глаз, герцог сделал бы нас богачами. А если бы не принесли… – Паренек посмотрел на свою ногу. Он довольно долго на нее взирал, а потом что-то в его лице изменилось. Он поднял взгляд на Тинталью. – Мы уже умерли. Все мы.

– Да, – сказала она, но не успело это слово обосноваться в мыслях паренька, как Айсфир потянулся и сомкнул челюсти на его торсе.

Это произошло со стремительностью змеиного броска.

«Свежее мясо. Нет смысла давать ему время загнить, как остальным».

Черный дракон запрокинул голову, отправил в пасть остаток тела паренька, проглотил его и двинулся прочь, к новой груде трупов.

Двадцать девятый день месяца Спокойствия – седьмой год Вольного союза торговцев

от Рейала, исполняющего обязанности смотрителя голубятни в Удачном, – Киму, смотрителю голубятни в Кассарике

Мои приветствия, Ким.

Мне поручили сообщить вам о жалобе, поступившей от нескольких наших клиентов. Они утверждают, что конфиденциальные послания носят следы постороннего воздействия, хоть сургучные пробки футляров для посланий и остаются нетронутыми. В двух случаях на в высшей степени конфиденциальном свитке сургучная печать оказалась треснувшей, а в третьем случае она была найдена внутри футляра в виде обломков, а свиток был свернут криво, как будто кто-то вскрывал футляры, прочитывал послания, а затем возвращал их на место, заново запечатывая цилиндры сургучом смотрителя голубятни. Эти жалобы поступили от трех разных купцов и касаются посланий, полученных от торговца Кандрала из Кассарика.

Пока требований об официальном расследовании не поступало. Я умолил их позволить мне связаться с вами и попросить, чтобы вы поговорили с торговцем Кандралом и попросили, чтобы он показал вам сургуч и печатку, которые использует для своих посланий. Мы с мастерами, здесь, в Удачном, надеемся, что дело просто в использовании низкокачественного, старого или ломкого сургуча, а не в том, что смотритель вскрывает послания. Тем не менее мы попросили бы вас обратить пристальное внимание на тех подмастерьев и учеников смотрителей, которые начали у вас работать в прошлом году.

Мы глубоко сожалеем о том, что приходится вас об этом просить, и надеемся, что вы не обидитесь. Мой мастер велит мне сказать, что мы совершенно уверены в порядочности кассарикских смотрителей голубятни и ожидаем, что эти обвинения окажутся необоснованными.

Просьба ответить срочно.

– Известий не было, о величественный.

Посыльный, стоящий перед герцогом на коленях, старался, чтобы его голос звучал ровно.

Герцог, обложенный и подпертый на своем троне подушками, наблюдал за ним, дожидаясь того мгновения, когда он сломается. Лучшее, на что мог надеяться принесший дурные вести – это порка. А вот промешкавший с дурными вестями заслуживал смерти.

Мужчина не поднимал глаз, упрямо глядя в пол. Вот как. Этого посыльного уже пороли. Он знает, что выдержит наказание, и смирился с ним.

Герцог чуть шевельнул пальцем. Заметные движения отнимали так много сил! Однако его канцлер приучился высматривать слабые движения и быстро на них реагировать. Он сделал гораздо более выразительный знак страже, и посыльного удалили. Сапоги стражников громко топали, более легкие сандалии уводимого между ними посыльного шлепали тише. Никто не промолвил ни слова. Канцлер снова повернулся к герцогу и низко склонился, прикоснувшись лбом к коленям. Он медленно опустился на колени, а потом осмелился поднять взгляд на сандалии герцога.

– Мне горько, что вам пришлось получить столь неудовлетворительное известие.

В зале аудиенций царило молчание. Это было большое помещение со стенами из грубого камня, напоминавшего всем входящим о том, что когда-то оно было частью крепости. Сводчатый потолок был выкрашен темно-синей краской, на которой навечно застыли звезды летней ночи. Высокие щели окон выходили на город, раскинувшийся на склоне.

Ни одно здание этого города не было выше герцогской цитадели, стоящей на вершине холма. Когда-то холм венчала крепость, а в кольце ее стен круг менгиров под открытым небом был местом великого волшебства. Легенды рассказывали о том, как эти камни были повалены, а их злое волшебство побеждено. Эти самые камни, со стертыми и сбитыми рунами, теперь были разложены вокруг его трона, не выступая над серыми плитами пола вокруг них. Черные камни указывали на пять сторон света. Говорили, что под каждым камнем находится квадратная яма, куда бросали умирать колдовавших врагов древней Калсиды. Стоящий в центре трон напоминал всем, что герцог восседает там, куда в древние времена все боялись ступить ногой.

Герцог пошевелил губами, и один из пажей вскочил и бросился вперед, держа в руках чашу с прохладной водой. Паренек встал на колени и подал чашу канцлеру. Канцлер подполз на коленях к трону, чтобы поднести чашу к губам герцога.

Он наклонил голову и стал пить. Когда он снова поднял лицо, рядом возник другой прислужник, протянувший канцлеру мягкую ткань, чтобы тот смог вытереть герцогу лицо и подбородок.

После этого герцог позволил канцлеру чуть отойти. Жажда была утолена – и он заговорил: